История ромеев, 1204–1359 - [347]

116. Примешав к худым [задаткам] худые нравы и учения, он далеко превзошел унаследованное от предков нечестие и кроме того дал взращенным в простоте благочестия душам пить смертельный яд из-под его языка[1926]. Ибо до тех пор можно с достаточным основанием продолжать чтить родителей[1927], пока видишь их источниками воспитания во благочестии и того [доброго], что потомки могут охотно и легко перенять. А когда с течением времени оказывается, что всё идет к одержимости злой силой, то отчуждение [от родителей] может почитаться весьма правильным, ибо обстоятельства момента требуют перенести душевную привязанность с родного зла на чуждое добро.

117. Итак, если бы ему, в свою очередь, потребовалось, придя, встать и самому среди других сановников, высших его и низших, которым случилось тогда быть у императора, то из всех них не нашлось бы почти никого, кто не уснастил бы свой язык бранью против него, обличая его недавние богохульства, коих был свидетелем и сам император. Но были и такие, кто возвращался памятью на семнадцать лет назад, к тому, что он когда-то сделал, что с ним случилось и как он подвергся письменным анафемам и отлучению от Бога со стороны тогдашних патриархов и архиерейских соборов. Короче говоря, сегодня большое количество голосов в этом блаженном собрании при молодом императоре было подано против Паламы, так что одни говорили одно, а другие — другое, и одни с другими спорили, и одни превосходили других множеством поношений.

118. Были также и такие, которые называли его предателем самого императора и всех близких к императору в силу родства и знатности, и говорили, что он, целиком подчинив высшее разумное начало злым словам и делам, был не против предать их всех вместе насильственной смерти. Конечно, не так, чтобы он сам, подобно убийцам, открыто использовал железные копья — что представляется преступлением меньшей тяжести, — но так, что, лицемерно изображая дружбу, непритворно его любящим коварно наливал полную чашу яда, прежде чем жертвы почувствуют злой умысел.

Вот так те выдающиеся родом и славою мужи отнеслись к скверному Паламе и такие вынесли суждения о нем. [1928] и выжидал, видя Паламу негодующим и удрученным, и в то же время не пресекал нападки поносящих его, но мимолетными улыбками скорее выказывал душевную радость и высидел много времени, охотно слушая поношения против Паламы. И было это приговором или неким предвозвещением приговора и обозначением предстоящего осуждения Паламы, имеющего быть вынесенным императором и теми славными мужами по результатам только что проведенного с Григорой диспута.

Книга тридцать первая того же монаха Никифора Григоры, или Догматическая вторая, повествующая о том же.

1. [Феотим: ] «Рассказанное тобою до сих пор, о лучший из друзей Агафоник, доставило мне глубокое и такое, как я хотел, понимание того, о чем я тебя прежде спрашивал. Да будет же тебе благодать у Бога! Однако в твоем рассказе недостает кое-чего из сказанного там Паламой, как я слышал от неких присутствовавших там друзей. Пусть это было бессмысленным и несущим в себе больше невежества чем нечестия, однако этого недостает, и ты должен был сказать и об этом, поскольку я хочу знать точнее. Ибо говорят, что его нечестие постоянно замутнялось обычной темностью всей его речи, весьма далекой от науки и истины, а особенно в этих вопросах — либо из страха перед ожидающим его большим позором, либо по безрассудству свойственной ему от природы испорченности. И чтобы, опустив за отсутствием времени большую часть,

упомянуть о немногом, первым и главным [пунктом] из пропущенного тобою называют следующее.

2. Желая освободиться от выдвинутого Григорой против него обвинения в том, что он утверждает, будто Бог составлен из многих и различных божеств или качеств, что противоположно сказанному божественным Дамаскиным: Божественное — просто и несложно, а составляемое из многих и различных [элементов], является сложным, и так далее[1929], [Палама] отвечал не согласно положению этого высказывания, но, по своему обыкновению, искажая его, [и сказал] следующее:

«Всякое составляемое [из частей] и имеющее [в себе] сущностные различия, является сложным. Однако Бог не принадлежит к числу составленных или имеющих сущностные разнличия. Ибо сущностным является такое различие, по которому одна сущность различается от другой сущности, так что различия эти относятся к нескольким видам и сущностям. Итак, поскольку сущность Божия одна и абсолютно неделима, она не имеет в себе сущностных различий».

3. Эта отговорка Паламы — первое, что я хотел бы добавить к твоему рассказу; а второе — это речение божественного Афанасия, которое, несомненно, в высшей степени благочестиво, но которое он извратил в оправдание своего многобожия. Ибо [святой] в своем Собеседовании с Арием говорит: Не из-за твар-ных вещей Спаситель сказал: «Все, что имеет Отец, есть Мое»[1930]. Но Господь сказал о тех свойствах, которые принадлежат божеству Отца, как то: нетление, непреложность, непостижимость, всемогущество и предведение. И все, чем является Отец, суть свойства Сына