История ромеев, 1204–1359 - [325]

52. Ибо один из служивших этому Скорпию монахов, по прозванию Вардарий[1636], охваченный предсмертной уже болезнью, лежал, изнуренный и уязвляемый бесчисленными болями во всем теле. Затем на протяжении целых двадцати дней он оставался лежащим без еды и питья и не издавал ни звука, находясь при последнем издыхании. Однако он не умирал, но тело его раздувалось, а на лице разливалась сильная чернота. Наконец, потрясенные необычностью происходящего, начальники тамошнего монастыря спросили его, не скрывает ли он в тайниках сердца какое-либо неисповеданное прегрешение, вследствие чего Бог, жалея его, не попускает, чтобы он умер и был предан вечному огню. Он же, придя в себя, приоткрыл немного глаза, вздохнул глубоко и, едва шевеля языком, сказал следующее:

«Вы знаете про бывший здесь двенадцать лет назад собор мужей [подвизающихся] на этой Горе. Тогда и Скорпий был также под подозрением, а я, когда меня спросили, известно ли мне, что он состоит в общении с пойманными тогда здесь мес-салианами и богомилами, отрицал это, хотя и знал наверняка. К отрицанию я присовокупил клятву и согласился, о трижды несчастный, быть ради дружбы с ним отлученным от Христа, ни наказания Божия не убоявшись, ни увещаниями духовных мужей не усовестившись».

53. Итак, начав [говорить], он подробно рассказал про совершенные им совместно с мессалианской кликой нечистые и гнусные деяния, которые мне некогда сейчас пересказывать в подробностях, так как повествование о других предметах силой уводит меня в сторону [от них]. Обо всем этом — [их]

замысле, цели, делах, словах, силе злости, долготерпении Божием и тому подобном — можно в подробностях прочитать, если кто захочет изучить первый [Томос], составленный при обнаружении на божественной Горе этих новых мессалиан и богомилов, которые были явно изобличены и частью наказаны, а частью изгнаны оттуда, а заодно и этот второй, с изобличением Скорпия, чудом Божиим неожиданно появившийся в подтверждение первого. Ибо оба они приведены в конце этой нашей книги, излагающей ромейскую историю[1637], поскольку мы сочли, что, во избежание [могущей обрушиться на нас] клеветы, не следует передавать их другими словами, но они должны оставаться неизменными, сохраняя лексику, разбивку предложений и смысловые особенности в том виде, какой они имели, когда прибыли оттуда.

54. Лишь одно еще нужно здесь отметить: сделав это признание перед теми свидетелями, он вскоре испустил дух, так что наиболее разумные из находившихся там тогда вынесли суждение, что эти последние мучительные вдохи были оставлены Богом этому человеку ни по какой другой причине, как ради объявления упомянутых фактов. Однако когда этот недавно составленный второй Томос прибыл с Горы и был зачитан вслух патриарху Каллисту и епископам, то тотчас же подвиг патриарха на гнев и был отослан [назад], не возымев последствий, так как епископы из патриаршего окружения ничего не говорили, но уподобились глухим или, лучше сказать, ничего не чувствующим камням. Настолько оскотинившимися и поистине заслуживающими быть посмешищем для играющих детей являются те, кто поставлен ныне судить о догматах. Но довольно об этом. В надлежащем месте еще будет сказано о том, что за этим для них последовало, а сейчас я должен вернуться [к предлежащему повествованию].

55. К императору — я имею в виду Иоанна Палеолога — прибыл по старой дружбе некий епископ из латинян[1638], сведущий во всякого рода мудрости, свойственной школе латинян в догматических исследованиях божественных Писаний. В ежедневных частных и публичных беседах с императором и наиболее разумными из тех, кого он встречал там, он говорил, что у латинян много разговоров об этой Царице городов и ее стремящихся к образованию жителях, [о которых говорят] среди прочего, что они издревле привыкли легко обманываться разными ересями и поддаваться новшествам в церковных догматах, подобно колеблемым всеми ветрами листьям деревьев.

«Вот и в настоящее время [— говорил он, — ] мы услышали, что некий человек по имени Палама не меньше [прежних еретиков] вводит чуждые новшества, противные божественным догматам.

56. А новшества эти будто бы не только непристойны, но и разнообразны и смешаны со всякого вида глупостью, так что его сторонников нужно осуждать в большей степени, чем [сторонников] Савеллия и Ария и всех, кто будет защищать Евномия, Нестория и Аполлинария. Ибо он, как известно, говорит в согласии с этими [лжеучителями], однако же превосходит их различными и еще более абсурдными крайностями. И вот что самое странное: то, чего он должен бы был стыдиться больше всего, превзойдя тех [еретиков] чрезмерностью богохульств, он выставляет в качестве оправдания и весьма надежной защиты, [утверждая] что говорит абсолютно не согласно с ними. И о том, что эти [высказывания] не согласны с теми, он громко кричит, а о том, что они во много раз хуже тех, — умалчивает, играя, так сказать, тем, что не является игрушками.

В общем, я хотел бы взглянуть на него. Так что, если для тебя сколько-нибудь важно, чтобы мы не расстраивались, то постарайся исполнить мою просьбу».