История ромеев, 1204–1359 - [320]
гнева, даже если к тому были благовидные причины, но она на стадии помыслов всегда исторгала их корни, прежде чем они дадут ростки.
24. Время досуга она всегда посвящала чтению священных книг и стяжала поэтому большой и разнообразный опыт возвышенного умозрения, который, когда время призвало к тому, стал сильнейшим союзником догматов церкви. Словно священством почтила она свой язык истиной и поставила акрополь уст неусыпным [его] хранителем, чтобы потом не вырвалось ненароком какое-нибудь слово, щедро дающее обещания, но не очень-то их выполняющее[1595] и не слишком полезное.
Но ты сам можешь сказать больше и рассказать подробнее — как языком, так и книгами, отлично для этого подходящими. Теперь же я расскажу тебе кое-что о тех неприятностях, весть о которых доносится извне [Византия] и наполняет в настоящее время наши уши.
25. Ибо позавчера Византия достиг слух, исходящий от живущих к востоку антиохийцев, что властитель Египта и Аравии, одержимый какой-то бесовской страстью, вынес постановление убивать все взрослое мужское население христиан, живущих в той стране, если они не переменят свое богопочи-тание на религию арабов. «Потому что неправильно, — говорил он, — чтобы они, живя под моей властью, относились бы с пренебрежением к моей религии».
Итак, поскольку очень многие там встали тогда за благочестие мужественно и с горячим усердием, то случились массовые убийства, так что число убитых перевалило за двадцать тысяч. Этот ужас начался прежде с Палестины, затем распространился на Келесирию[1596] и всю Финикию, а также на все близлежащие города и селения вокруг Дамаска вплоть до Тира[1597] и Сидона[1598], и омывающего гору Кармель[1599] моря. Но затем приказавший [устроить эту резню властитель] раскаялся [в своем намерении], и беда прекратилась».
26. Сказав об этом и о многом другом, дорогой Агафангел ушел где-то в середине ночи, снова укрывшись от наших палачей и звероподобных охранников, и оставил меня одного привычно проводить стесненную и ужасную жизнь.
Когда же этот год[1600] только закончился, а следующий вступил в свои права, ромейское государство больше прежнего страдало от обычного хозяйничанья персов, каковое вследствие предательства Кантакузина простерлось уже вплоть до городских ворот Византия, так что теперь они не только всеми вещами пользовались и злоупотребляли, словно своей собственностью, но и женщин и детей вместе с мужчинами угоняли и грабили по первому же желанию, не [только] вне городов рыская, как раньше, но уже и поселяясь в них, распоряжаясь и властно командуя, как, где и когда душе будет угодно.
27. А когда осень уже заканчивалась, посреди одной из ночей Византий наполнила внезапная молва, что молодой император Палеолог находится внутри городских стен, без всякого союзного войска иноплеменников за три дня дойдя [до столицы] с острова Тенедос. Никто и не заметил, как он приплыл и через восточную гавань и верфи проник внутрь с двумя огромными триерами и одиннадцатью монерами, из которых одни были заранее построены им на собственные средства, тогда как другие поодиночке собрались [к нему] с Тенедоса, Лесбоса и Лемноса, и [других мест] где еще были свободно живущие люди.
Кантакузин же, услышав о случившемся, решил ни в коем случае не выходить из дворца, боясь нападения византийцев, которые давно уже были сильно раздражены против него, как по причинам, о которых я уже много раз говорил прежде, так и из-за того, что он попрал отеческие законы благочестия, а также, лишив оставшихся ромеев свободы, предал их в рабство врагам, нечестивым варварам.
28. Итак, он послал за наиболее важными членами синклита и срочно собрал их, не очень-то того желавших, во дворце, чтобы и их заодно с издавна проживавшими с ним каталонцами, доходившими числом до сотни, иметь союзниками, когда император Палеолог придет с войсками, намереваясь штурмовать со всех сторон стены дворца, и чтобы они, находясь на свободе, не были принуждены Палеологом совместно выступить против него. Но без содействия Божия все повернулось в противоположную сторону. Ибо на следующий день все византийцы, расположившись вместе с Палеологом лагерем вокруг дворца, решительно осадили его. Не прошло полных двух дней, как они с помощью хвороста сожгли открывающие доступ к Влахернскому храму ворота нижнего дворца, ворвались внутрь неудержимым потоком, разграбили так называемый Кастелий[1601] и распределили добычу по своему усмотрению.
29. При таком положении дел, поскольку в пределах дворца вовсе не было мельницы, а мука и хлеб по причине неожиданности бедствия не были припасены заранее, ежедневные же издержки [продовольствия на пропитание] массы находившихся во дворце людей требовали непрерывного снабжения; поскольку, к тому же, ропот и перешептывания этих непостоянных мужей, собранных внутри, и порицания в адрес Кантакузина были чреваты сильным волнением против него, он оказался перед необходимостью договариваться с зятем, императором Палеологом, пока не случилось непоправимое. В течение немногих дней дело дошло до того, что они стали вести переговоры о том, чтобы обоим царствовать [сообща], и они уже без подозрения сходились друг с другом и общались как внутри, так и вне дворца.
