История ромеев, 1204–1359 - [295]
21. Но довольно об этом. Теперь же, как никогда, самое время тебе предложить мне новые рассказы о некоторых из происходящих в жизни [событий], ведь из-за нынешнего заключения я остаюсь в неведении обо всем таком. Впрочем, долговременный опыт позволяет мне все же так или иначе догадываться, что время постоянно производит то одно, то другое; ибо, как для небесных путей[1474] естественным[1475] является то, чтобы им всегда быть одними и теми же, так и для того, чему не потребуется связной и разнообразной речи[1476], достаточной, чтобы передать [это] то одному, то другому слуху, [естественным будет] подвергнуться бесчисленным и непредсказуемым изменениям и не иметь в себе ничего достоверного[1477].
Ты же видишь, как мои прежние обстоятельства в немалой мере взвалили на мою душу тяжкий груз болезни, и поэтому она нуждается в достаточном развлечении извне, которое приходит от противоположных рассказов. Ты ведь знаешь, что и знаменитый Пифагор Самосский советовал с утра пораньше заниматься музыкой и песнями, способными в это время унимать возникающий от ночного услаждения сном бурлящий поток мыслей и с легкостью обращать в веселое настроение то, что сновидения, не зависящие от нашей воли и активно играющие [нашим сознанием], производят иной раз против спокойствия мыслей, подобно сильному северному ветру, когда совершенно не контролируемый органами чувств сон находит к ним доступ и отнюдь не оставляет им тогда ничего, чем бы они могли защитить себя[1478].
Поэтому и мне было бы в высшей степени приятно услышать кое-что о происшествиях снаружи, если ты, конечно, предложишь [подходящую] тему для рассказа. Потому что, поскольку жизнь теперь как никогда полна дурного, так как Бог гневается из-за отмены божественных догматов, непременно случится одно из двух: либо ты сообщишь мне о несчастьях друзей, и я буду, естественно, с одной стороны, плакать о них, а с другой — поприветствую их издалека как товарищей по несчастью и, так сказать, поговорю с ними на безмолвном языке, воздавая сочувствием за сочувствие, и сорадуясь им, и любуясь стойкостью этих мужей; либо я услышу о несчастьях моих преследователей и тогда и насчет них возымею лучшие надежды. Ибо я думаю, что и они наконец образумятся, видя, как обличения их безумия прорастают уже явными происшествиями, и как выводы из истинных положений, спящих в закромах гонений и глубокой темноте, начинают поднимать голову».
22. [Агафангел: ] «Ну, я-то, драгоценнейший, готов говорить столько и о том, сколько и о чем ты соизволишь приказать».
[Григора: ] «Стало быть, любезнейший Агафангел, нужно сперва положить твоим словам подходящее начало, которое, я полагаю, будет понятным лишь в том случае, если мы вернемся и вспомним твои предыдущие рассказы, словно канатом привяжем к ним исходные пункты [теперешней] речи и таким образом вскоре будем иметь надежные средства к восприятию рассказа о последующих событиях. Во-первых, мне нужно узнать, что после той морской битвы предприняли стоявшие тогда друг напротив друга и друг друга подстерегавшие фдоты латинян; во-вторых — что сделала императрица Ирина, когда покинула Орестиаду и Дидимотихон и пыталась успокаивать вызванные властолюбием ссоры ее сыновей, пока их неистовая взаимная ярость не кончилась кровопролитием; и в-третьих — какие планы ткет и сшивает против нас клика гонителей».
[Агафангел: ] «Хорошо сказано, мой божественный учитель. Мне меньше всего следует тебе противоречить, а больше всего — подчиняться. И я собираюсь рассказать тебе, если и не все в деталях, что произошло между тем, то наверняка отобрав самое главное.
23. Итак, наварх венецианского флота вовсе не знал, что ему делать, с тех пор как уже после битвы он вопреки всем ожиданиям столкнулся с генуэзцами, которые заключили союз с Гирканом, властителем вифинских персов, от отчаяния устремившись к нему как к последнему и единственному прибежищу, выглядевшему для врагов весьма грозно и практически необоримому. С этого времени они уже с большим бесстрашием переправляли из Азии огромную армию наемников, более чем достаточную, чтобы оказать им поддержку и издали отражать и отпугивать всякое вражеское нападение. Поэтому он на всех парусах поплыл в Венецию, пообещав позже вернуться с большей вооруженной силой. А императора он оставил заключать временное перемирие с генуэзцами, до тех пор пока обе стороны не отдохнут и не обеспечат себя продовольствием на долгое время, чтобы иметь возможность мужественнее идти навстречу дальнейшей войне.
Начиная с этого места дальнейшее продолжение рассказа было бы для меня отнюдь не легким делом, если бы я решился, согласно твоему желанию, сокращать свою речь до минимума. Ведь если мы не начнем издали, присовокупляя также и причины того, о чем пойдет речь, то никто из слушателей вовсе ничего не поймет и мы только породим еще большие недоумения, придав нашему повествованию некую половинчатость и недоговоренность».
24. [Григора: ] «Я желал бы, дорогой Агафангел, чтобы ты как можно больше времени провел здесь со мной и говорил бы и чтобы мы оба получили тем самым большое утешение и выгоду, воздавая друг другу пользой за пользу и получая ее друг от друга, как и следовало бы, до тех пор — если нам позволено будет [столько] жить, — пока небо не прояснится и я с Божьей помощью не смогу [снова] говорить свободно, и мне, как и божественному апостолу, дано будет слово во от-верзение уст моих, дабы открыто возвещать тайну благовествова-ния, для которого я исполняю посольство в узах, дабы я в нем дерзал говорить, как мне должно
