История ромеев, 1204–1359 - [292]
так, что все относящееся к нам представляется многим как бы чудесами, и парадоксальным образом выводить из неких причин противоположные им следствия, весьма неожиданно направляя все к лучшему, и постоянно случающиеся смятения и бури событий мирской круговерти обращать для меня, так сказать, в зимородковый штиль[1453].
Потому что есть такая птица, называемая зимородок[1454], которая делит свою жизнь между воздухом и морем. Она, собираясь произвести потомство, прямо в прибрежных песках строит себе гнездо среди зимы, когда волны сильнее всего. Дознавшие это странное дело из опыта единогласно рассказывают, что она пользуется таким попечением свыше, что когда море сильно бичуемо неистовыми ветрами с севера и самое время волнам соперничать с Олимпом, Кавказом или какой-нибудь еще из самых высоких гор, она обращает всё в полную противоположность[1455] и можно видеть тогда нечто странное, совершаемое Промыслом. Ибо тогда успокаивается дикость ветров, успокаивается и необузданная гордыня волн, неизреченно связываемая Господними узами до тех пор, пока птенцы зимородка не оперятся и не смогут летать надлежащим образом.
10. Нечто подобное и мне тогда случилось испытать от руки Божией. В то время как мои преследователи непрерывно бегали вокруг меня, узника во Христе[1456], днем и ночью сидели в засаде и обрушивали на меня все неистовство своей мысли и языка, словно ревущие и лающие дикие животные, не разрешали никому откуда-нибудь доставлять мне что-либо из предметов первой необходимости, а также не позволяли иметь при себе или получать от кого-нибудь извне письменные принадлежности, я все же неизреченным промыслом Божиим сумел в непродолжительное время незаметно записать всю историю событий, не опуская ничего важного и не вставляя много такого, что могло бы кому-либо показаться излишним, но придерживаясь самого простого способа изложения.
11. Хотя, конечно, нам следовало бы, я считаю, тщательнее проработать догматические вопросы и все происходившее на тех разбойничьих соборах, и так или иначе умножать число внезапно меняющихся логических приемов, часто поворачивая [тему под другим углом] и одновременно исподволь вворачивая [свои доводы], то решительно отражая и разгоняя стрелы противника, то словно по волшебству сообщая нашим в них выстрелам более надежную и смертельно разящую смысловую отточенность. Ибо и нам здесь, подобно полководцам, должно обращать взор не только на то, что перед глазами, но и на то, что за спиной, откуда врагу легче стрелять и откуда противник особенно стремится обрушить на нас всю свою изобретательность. Но никого тогда не было рядом со мной из тех, кто прежде обычно помогал мне рекомендациями, содержащимися в их писаниях, и вообще никого, кто должен бы был вместе со мной принять участие в тех догматических прениях и совещаниях, — а особенно теперь, когда у меня болели глаза и вся голова, и все сердце мое было объято тревогой.
Я уж не говорю о том, что по причине внезапности ареста мне тогда не случилось иметь подходящей бумаги, достаточной для принятия всевозможных хитро переплетенных словес и письмен, а вместе с тем не было и [душевной] гармонии, приличествующей для догматических состязаний, поскольку по причине обступивших меня со всех сторон столь многочисленных волн, высоко вздымающихся и причиняющих весьма сильное встречное течение, я оказался загнанным в угол и не мог запросто объяснить даже что-то незначительное,
но был вынужден запечатать уста молчанием и от отчаяния спать Эндимионовым сном[1457].
12. Но такое [мое поведение], возможно, было бы еще в какой-то степени оправданным, если бы не имела никакого значения клевета на наше благочестие со стороны злославных [еретиков], столь бесстыдно перекладывающих на нас собственную порочность, и вообще, если рассматривать исход борьбы как имеющий отношение к земному телу, а не состязаться в том, что касается бессмертной души. А где результат ожиданий не отвечает ожиданиям и запас страдания превосходит возможности бегства от страдания, там суетно основание для надежды и тщетно легкое отношение к страданию.
Поэтому, одному лишь Боіу доверив кормило наполненного возвышенными надеждами корабля, на котором я и совершаю это плавание, и [от себя] одну лишь руку с пером дав Ему взаймы, я легче, чем можно было бы ожидать, вскоре увидел большую часть моего труда законченной и затем уже больше вовсе ни о чем не заботился, оставив все, как есть, хотя самые искусные мудрецы и советуют, чтобы основательно написанные произведения, как самые прекрасные статуи, получали вторую и третью правку.
Но у меня вовсе не было ни всего потребного времени, как уже было сказано, ни даже некоей малой части часа без тревог, чтобы осуществить, как хотелось бы, и самую первую правку — ибо как это возможно, когда я окружен столькими киклопами и вынужден гораздо больше, так сказать, Танталова камня[1458] всегда явно бояться всегда сидящих в засаде перед дверями и всегда угрожающе и дерзко следящих за всеми моими [делами]? — хотя на самом деле требовался бы досуг, чтобы дойти и до третьей. Поэтому я вынужден был так или иначе довольствоваться первой редакцией, какая уж получилась и как положил Бог, управляющий нашими обстоятельствами.
