История Мэй. Маленькой Женщины - [22]

Шрифт
Интервал

Но кое о чем Мэй все-таки умолчала; она нашла еще что-то и не стала писать об этом Марте, потому что бывают вещи, о которых подругам не рассказывают. Большой конверт, а внутри фотография маленького ребенка: совсем еще младенец в пеленках лежит на роскошной белой кружевной подушке, чепчик завязан большим бантом под подбородком. Серая, немного смазанная фотокарточка. Обычно сделать такой портрет требует много времени и терпения, уж Мэй-то знает: когда она была маленькой, матушка однажды отвела ее в ателье к фотографу, и для нее стало настоящим испытанием сидеть неподвижно с серьезным лицом, пока усатый господин возился за своим штативом и прятал голову под черное сукно, ей было ужасно смешно, а фотограф только злился и так и не смог ничего сделать.

Но сейчас ей не до смеха.

На фотокарточке – спящий малыш. Мальчик, это понятно из подписи на обороте, сделанной легким маминым почерком:

Марч Робинсон, 31 марта 1826 – 15 мая 1826.

Ангел пришел и ушел.
С нами его больше нет.
Очень недолог был путь,
В душах оставивший след.

Выходит, мальчик не спит.

Кто это? Может, их двоюродный брат? Тетя Далси Робинсон замужем, но детей у нее нет. Может, это ее сын.

Но.

Но это имя. Марч. Марч, Эйприл, Мэй, Джун. Три месяца весны и первый месяц лета. Но в живом календаре их только трое.

У него закрытые глазки, круглые щеки и ручки сжаты в кулачки.

Это брат, которого нет. Который всегда рядом. Ибо ангелы не уходят.

Если бы он остался в этом мире, он был бы на шесть лет старше Мэй и на четыре года – Эйприл. Сейчас он был бы уже юношей. Мэй пытается его себе представить: высокий, как отец, но стройный и грациозный, с красивым лицом, темными кудрями и едва пробивающейся бородкой. Он знал бы латынь и греческий, и как называются насекомые, и не боялся бы ничего. Может даже, он бы уже покинул отчий дом и отправился куда-нибудь далеко-далеко – искать приключения или изучать экзотических животных.

Но никуда он не уехал. Его просто нигде нет.

Как было бы здорово иметь брата. Брата, который защитит тебя от задир, прогонит деревенских мальчишек, когда нужно, – может, даже всыплет им как следует. Который объяснит тебе что-то, чего ты не понимаешь. Терпеливого, внимательного. Мэй охватывает странная тихая печаль. Потому что уже ничего не поделаешь. Она думает о матушке – какую чудовищную боль ей пришлось испытать. Как она, наверное, боялась потерять и их, когда они только появились на свет и были маленькими и хрупкими, как Марч. Думает об отце и его молчаливом страдании. Наверное, в своих дневниках он писал что-то о малыше, о радости его появления. Радость – и сразу горе.

Кто знает, где он покоится. Может, можно отыскать его могилку?

Но об этом никого не спросишь.

Она вложила фотографию обратно в конверт, а конверт – на прежнее место между платьями. Отворачивая край платья, она снова почувствовала этот странный застарелый запах пыли и увядших цветов, запах воспоминаний и потерь; по щеке скатилась слеза. Хотя Мэй – девочка, которая никогда не плачет. Слеза упала на конверт и расплылась, превратившись в островок. Пусть она никогда не видела своего брата и даже не должна была узнать, что он был, – оплакивая маленького Марча, она почувствовала облегчение.

В тот день она нянчилась с Джун с особенной тревогой. Маленькие дети такие хрупкие. Теперь-то она понимает все эти бесконечные матушкины заботы об их здоровье, которые раньше ей докучали, – хотелось убежать, взбунтоваться против вечных отваров, шарфов, кусачих капоров, непременно закрывающих уши. Но теперь, когда у Джун начался жар – а эта часть из письма Марте тоже была сущей правдой, – она завернула горячую и тяжелую спросонья сестренку в одеяло и понесла ее скорее к Эбигейл Владычице Трав. Она не могла рисковать и медлить.

Мэй даже ничего не пришлось объяснять: Эбигейл и без слов все поняла. Мэй устроилась на табуретке и стала ждать, не спуская глаз со знахарки, которая тем временем раздела Джун, оставив в одной сорочке: девочка была вся в поту, волосики прилипли ко лбу. Потом уложила ее на раскладную кровать, накрыла легкой накидкой и принялась петь странную нежную песню на языке, похожем на английский, но как будто более жестком. Джун спокойно лежала, сонно хлопая глазами, пока Эбигейл растирала в пиале какие-то щепки, подмешивая по каплям темную жидкость. Потом Эбигейл вылила ей ложку в рот. Судя по лицу Джун, снадобье получилось очень горьким, но знахарка сразу подсунула ей другую ложку с медом, которую девочка жадно облизала, тут же забыв о первой. Еще немного продлилась эта странная песня, и Джун заснула, сначала дыхание было тяжелым, но постепенно становилось все более ровным. Эбигейл обтерла ее лоб влажной тряпкой, а потом оставила малышку спокойно спать и повернулась к Мэй:

– Ты правильно сделала, что принесла ее ко мне, – сказала она. – Да так быстро. А иначе…

Она не закончила фразу. Мэй почувствовала, как по ее телу пробежала дрожь – что-то вроде запоздалого страха.

– Это индейское снадобье, – объяснила Владычица Трав. – Кора ивы. Очень помогает.

Потом она насыпала в полотняный мешочек немного толченой коры и перевязала бечевкой.


Еще от автора Беатриче Мазини
Дети в лесу

После глобальной мировой катастрофы немногие уцелевшие дети оказываются в Лагере, где они живут под прицелом видеокамер. Каждый вечер они должны глотать отупляющее лекарство, которое постепенно стирает эмоции и воспоминания о прошлой жизни. Дети удручены и бесправны, для лагерного начальства они всего лишь «свежее мясо», товар – дешевая рабочая сила, которую можно выгодно продать. Но кое-что меняется, когда тринадцатилетний Том случайно находит книгу сказок и читает ее вслух остальным. Дети начинают задавать вопросы, и главный из них: что там, в лесу, за пределами Лагеря?


Рекомендуем почитать
Красная легенда на белом снегу

Повесть о драматических событиях, связанных с борьбой народа манси за Советскую власть.


Жила в Ташкенте девочка

Героиня этой книги — смешная девочка Иринка — большая фантазерка и не очень удачливая «поэтесса». Время действия повести — первые годы Советской власти, годы гражданской войны. Вместе со своей мамой — большевичкой, которая хорошо знает узбекский язык, — Иринка приезжает в Ташкент. Город только оправляется от недавнего белогвардейского мятежа, в нем затаилось еще много врагов молодой Советской власти. И вот Иринка случайно узнает, что готовится новое выступление против большевиков. Она сообщает старшим о своем страшном открытии.


Встречи в горах

Лакский писатель Абачара Гусейнаев хорошо знает повадки животных и занимательно рассказывает о них. Перед читателем открывается целый мир, многообразный, интересный. Имя ему - живая природа.


Клякса

С самого детства мы пытаемся найти свое место под солнцем — утвердиться в компании друзей, завоевать признание или чью-то любовь, но каждый действует по-своему. Эта история о девчонках с твоего двора, подругах. Леся старается всем угодить, но в поиске всеобщего признания забывает о себе. Ира хочет главенствовать, не понимая, что превращается в тирана. Наташа живет прошлым. А Симкина выбирает путь аутсайдера.


В джунглях Юга

«В джунглях Юга» — это приключенческая повесть известного вьетнамского писателя, посвященная начальному периоду войны I Сопротивления (1946–1954 гг.). Герой повести мальчик Ан потерял во время эвакуации из города своих родителей. Разыскивая их, он плывет по многочисленным каналам и рекам в джунглях Южного Вьетнама. На своем пути Ан встречает прекрасных людей — охотников, рыбаков, звероловов, — истинных патриотов своей родины. Вместе с ними он вступает в партизанский отряд, чтобы дать отпор врагу. Увлекательный сюжет повести сочетается с органично вплетенным в повествование познавательным материалом о своеобразном быте и природе Южного Вьетнама.


Весна в краю родников

Автобиографические рассказы известного таджикского ученого-фольклориста и писателя о своем детстве, прошедшем в древнем городе ремесленников Ура-Тюбе. Автор прослеживает, как благотворно влияло на судьбы людей социалистическое преобразование действительности после Октября.