История меланхолии. О страхе, скуке и чувствительности в прежние времена и теперь - [84]

.

Молодые успешные женщины с волшебными именами Мина, Леа и Лаура тоже не могут найти себя и существуют лишь в виде физической оболочки. Тело — их главный капитал. Они наделены талантом подражания, следят за тем, чтобы «соответствовать», и всегда готовы приспособиться к роли, месту или ситуации, чтобы получить то, что им нужно. Больше всего они боятся потерять рыночную стоимость, оказаться в глазах окружающих «страшными, пафосными и старыми». Бывают мгновения, когда они довольны собой. Они расцветают от мужских (и женских) восхищенных взглядов. Стать объектом желаний, в их понимании, — означает достичь равноправия и испытать свободную любовь.

Постепенно зависимость от взглядов окружающих становится нормой. Самооценка определяется одобрением окружающих, и перепады настроения бывают ужасны. «Мы — первое поколение, которому свойственен массовый нарциссизм с резкими переходами от самоуверенности гения к сознанию собственной никчемности», — пишет Сигге Эклунд⁴⁶¹⁷.

Но художественная литература наших дней говорит не о нарциссизме, а о потере: вне меня нет ничего. Это самая современная форма меланхолии — вакуум. Дело не в бунтарстве. Главные герои находятся в плену существующих кодов и ритуального поведения, пустоту которых прекрасно понимают, ненавидят, и все же принимают, считая, что альтернативы им нет. (Кстати, неизвестно, может ли бунтовать человек, которого общество сделало гуттаперчевым.) Чувство недовольства становится нормой и перемежается приступами отчаяния и резкими переходами от контроля к его полному отсутствию, от аскетизма к гедонизму. Часто люди страдают булимией — это тоже звено в цепи резких колебаний настроения. Перед нами древняя меланхолическая триада чувств — скорбь, ужас и голод. Чтобы с ними справиться, есть общепризнанные средства — итальянские туфли, дорогой кашемировый джемпер, эйфория праздника.

Меланхолия как (неформальность

Дюркгейм занимался изучением аномии, пытаясь помочь современному человеку, который, при своем фрагментарном сознании и узкой специализации, по сути, продолжал оставаться одиноким и растерянным животным. Излечение было возможно только через общество¹⁸.

Сегодня меланхолию лечат лекарствами. Даже аномическую меланхолию превратили из общественной проблемы в медицинскую. Представление о социальной алиенации и внутреннем конфликте заменилось представлением о депрессивной личности. В результате была потеряна точность в определении чувства меланхолии. Все случаи теперь называют депрессией, хотя их симптомы очень различны. За счет появления новых терминов создаются новые типы меланхолии. В Интернете, как на рынке, можно выбрать любой подходящий вариант и читать обновленные списки диагнозов, поставленных современному человеку, который с каждым днем становится все более уязвимым.

В рассказе о втором рождении аномии в начале XXI века нельзя не упомянуть депрессию. Депрессия вытеснила невроз и стала считаться выражением духа времени и первопричиной всех болезненных симптомов современности. Депрессия нисколько не умаляет мужественности, и, например, в культовом сериале «Клан Сопрано» приступы панического страха, визиты к психотерапевту и прием антидепрессантов не мешают мафиози Тони сохранять свой патриархальный статус, образ мачо и откровенно криминальную репутацию. Освободившись от негативного «ореола» и обзаведясь более гибкой симптоматикой, депрессия по праву может называться одной из форм меланхолии.

Случилось необъяснимое: депрессия одновременно считается нормой и отклонением. Нормой в том смысле, что она является реакцией на непомерные требования, предъявляемые жизнью. Отклонением, поскольку это страдание не адаптировано к жизни в обществе, непрактично, и его надо прекратить.

Но где же то «Я», которое следует изменить? Вот, что рассказывает женщина, принимающая антидепрессанты:

— Я чувствую себя как нормальный человек, и, может быть, я действительно нормальна. Я очень рада, потому что всегда хотела быть нормальной...

— Как узнать, нормален ли человек?

— Когда с людьми разговариваешь, тебе это сразу дают понять... Правда, я потеряла оригинальность, но ничего, я не расстраиваюсь.

— В чем заключалась оригинальность?

— Точно не знаю, но раньше я реагировала более спонтанно. Могла делать глупости...

Теперь я ничего такого не делаю, веду себя нормально. Скучно, конечно, но приятно, и я уже сказала, что рада изменениям. Нельзя вести себя странно¹⁹.

Наверно, это можно назвать меланхолией без меланхолии...

ИСТОРИЯ МЕЛАНХОЛИИ, или БЫЛ ЛИ РАНЬШЕ ПАНИЧЕСКИЙ СТРАХ?

Моя главная задача была понять, на каком языке говорит меланхолия и как эта речь изменяется в зависимости от времени и места.

«Слезы людские непреходящи», — утверждает Сэмюэл Бек-кет¹. Значит, неважно, как их называть?

В Интернете я нашла меланхолический алфавит². Список слов, которые вместе образуют карту различных атрибутов меланхолии. Среди них есть такие формы меланхолии, как акедия и ennui, чувства скорби и отвращения, темы времени и нарциссизма, типы фланёра и денди, культовые персонажи — Сёрен Кьеркегор и Вуди Аллен.

Но чтобы определить язык меланхолии, мало выписать относящиеся к ней слова. Традиционно история меланхолии делится на пять стадий: Античность — болезненное состояние, нечто среднее между гениальностью и безумием; Средние века — моральная аномалия; от Ренессанса до Романтизма — то же, но вознесенное до ранга экзистенциальной драмы; затем то же, подвергшееся процессу биологизации, а после Фрейда — психологизации. Некоторые черты меланхолии считались особым даром (ясновидение и экстаз), другие называли грехом и пытались исправить (тоска и безразличие), безумие требовало заключения в клинику, а пессимизму старались зажать рот.