История меланхолии. О страхе, скуке и чувствительности в прежние времена и теперь - [83]

Одновременно на человека возлагается единоличная ответственность за осуществление тех проектов, которые дадут ему доступ к культурным, социальным и экономическим ресурсам общества. Жизнь превращается в выбор наиболее подходящего стиля жизни. Инфляция личной ответственности повышает зависимость человека от одобрения окружающих. По словам французского социолога Алена Эренберга, мы живем в (западном) обществе, где «Я» является целью любого начинания. Проблема в том, что постоянная погоня за этой целью приводит к истощению. Эренберг называет это состояние «устал быть самим собой»⁹.

Похоже, что аномия действительно является диагнозом нашего времени. Настроения дискомфорта, царящие в обществе, в меньшей степени окрашены скукой, рефлексией и меланхолией, в большей — неопределенным беспокойством и смутной неудовлетворенностью. Человек несчастен, а еще вернее, не счастлив, и за чувством неудовлетворенности скрывается ощущение, что общество в действительности состоит из победителей и неудачников. Удовлетворение потребностей не приносит радости, а лишь закручивает спираль потребления.

Типическая симптоматика аномии — резкие переходы от удрученности к суете и ненасытный голод — хорошо соответствует современной картине общества. Конечно, симптомы несколько видоизменились: в прошлом они были менее сдержанными, более разнообразными. Но суть не изменилась — гибридная личность, одновременно ранимая и требовательная, слабая и сильная. (Если говорить языком древней меланхолии, хрупкая, как стекло, и ненасытная, как волк.)

Возникает вопрос: почему на определенных этапах рыночная культура особенно активно производит аномию? Вывод напрашивается неутешительный: возможно, аномия для нашего общества не следствие, а предпосылка существования. Проекты по достижению успеха, известности, богатства в действительности направлены не на удовлетворение нужд человека, а на поддержание его неудовлетворенности. В таком случае социально значимые цели оказываются уже не вне человека, а внутри него и определены его потребностями.

Устал быть самим собой

Итак, перед человеком открыт целый ряд возможностей самореализации¹⁰. Но ситуация парадоксальная. Человек не просто должен добиться успеха, он должен стать совершенной личностью в соответствии с образцом, имеющим в обществе высокий статус.

Для этого нужно реализовать себя на рынке культурного, материального и социального капитала. Вариантов выбора больше, чем человек может переработать. Это истощает его и приводит в состояние внутреннего разлада. Вариантов не просто много, они изменяются во времени, и надо следить за появлением новых показателей статуса — брендов, кодов и сигналов¹¹.

Когда нет норм, определяющих, что следует считать достижением, цели теряют четкость. К человеку предъявляют требования, но лишают возможности соотнести свои действия с опытом других людей. «Будь самим собой!» — призывают самозваные эксперты¹². А что делать человеку, если он не знает, каков он и каким должен быть? В «Человеке без свойств» Роберт Музиль описывает дилемму своих современников, живших в начале XX века. Его главный герой Ульрих имеет множество различных качеств, но не имеет стержня, чтобы скрепить эти качества. Ульрих не знает, кто он. «Он открыт, свободен и пуст, он может быть каким угодно, это человек многих возможностей... существующий в призрачном мире представлений и фантазий». Он воспринимает себя глазами общества, но те, кто окружает его и в ком он отражается, столь же призрачны и неопределенны, как он сам¹³.

Возможно, именно поиск собственной идентичности явился причиной того, что большинство современных диагнозов оперируют понятиями из области самокритики. Чаще всего говорят о депрессии, вызванной неспособностью человека сделать главный выбор — выбрать самого себя («я ничто»), дальше наступают паралич и утрата способности к действию. Нереализованные амбиции, болезненный процесс самореализации тоже встречаются достаточно часто. Панические страхи, потеря контроля, социальные фобии, страх получить «плохую оценку» окружающих или паранойя с мыслями о собственной недооцененности и непонятости — все это побочные эффекты принудительного процесса самореализации¹⁴.

Эти же проблемы являются темой многочисленных полудоку-ментальных романов, рассказывающих о жизни молодых карьеристов. Как и прежде, художественная литература дает богатый материал для изучения истории чувств, поскольку содержит не только фактические сведения, но и общественный комментарий к ним. Отсутствие общих для всех норм рождает в душе человека мучительный внутренний разлад. (Помогает лишь писательство, классическая терапия меланхоликов.)

В романах повествуется о гламурных, амбициозных жителях мира Prada и Armani (которые на самом деле лишь копируют настоящую элиту). Там рекой льются деньги, но нет счастья¹⁵. Купить можно все, но каждый шаг оценивается. Главные герои живут в постоянном страхе, что их приобретения или действия не получат одобрения. Все говорят о чувствах и отношениях, однако на деле чувства вне закона. Неуязвимость — маска, беззаботность — защитная пленка. Трещины в маске бывают непредсказуемыми, взрывы чувств внезапными и очень бурными. Смерть собаки вызывает истерику. (Почему сентиментальность прячется так глубоко и выбирает такие кривые дорожки?) Больше всего люди боятся презрения к себе. Приходится защищать себя от себя самого. «Жить, скорчившись, и знать, что страх неудачи мешает мне реализоваться, — тяжелейшая мука»