Исторические силуэты - [22]

Неужели все это не сказки? Нет, это подлинные исторические факты.

Необычайность всех этих жизненных катастроф, из которых слагалось развитие упомянутой выше партийной борьбы, долго закрывала от глаз исследователей истинное значение этой борьбы, и в ней видели долгое время одно причудливое сцепление всевозможных случайностей, какую-то любопытную, но малопонятную шахеразаду. А так как общим побуждением, заставлявшим всех действующих лиц этих дворцовых переворотов бросаться во взаимную борьбу, было стремление к власти, то отсюда и привыкали смотреть на все эти общественные движения первой половины XVIII века исключительно как на игру единичных ненасытных честолюбий и личных интриг. В настоящее время этот старый взгляд начинает изменяться. Более внимательное изучение эпохи вскрывает и более глубокие корни занимающих нас событий. Шумная борьба отдельных деятелей из-за личных интересов была лишь отражением более глухой, но зато и более глубокой борьбы между различными группами общества из-за интересов сословных. В личной судьбе отдельных борцов было много неожиданного и случайного, но не случайны были те общие жизненные условия, которые открыли им доступ на арену борьбы. И вот, когда мы обратим внимание на эти общие условия, мы перестанем глядеть на историю дворцовых интриг и переворотов прошлого столетия только как на собрание занимательных анекдотов об отдельных лицах; мы увидим в ней одну из поучительных страниц из жизни русского общества.

Предполагая познакомить читателей с судьбою одного из тех людей, которые были выкинуты на поверхность русской жизни поворотами этой борьбы, я и считаю необходимым поэтому бросить сначала взгляд на состав и взаимные отношения различных общественных групп, в среде которых разыгралась его жизненная драма.

Русское общество первой половины прошлого столетия только что пережило знаменательную эпоху реформ. Эти реформы, начавшиеся еще в конце XVII века и завершившиеся в царствование Петра, внесли в течение русской жизни разнообразные изменения. В ряду этих изменений не последнее место занимала перестройка самого состава высшего общественного слоя, русского дворянства. Русское дворянство и после преобразовательной эпохи осталось служилым классом, прикрепленным к вечной обязательной государевой службе, ратной и гражданской. Но если политическое значение этого класса, его отношение к государственной власти оставалось неизменным вплоть до 60-х годов прошлого века, вплоть до издания манифеста о вольности дворянской, то его социальный состав уже к началу второй четверти прошлого века существенно освежился и осложнился. Он отличался весьма значительной пестротой и разнообразием вошедших в него элементов. То были: 1) обломки старинной, еще допетровской боярской знати, 2) пожалованное дворянство, составившееся из лиц, связанных непосредственною личною близостью к царствующим особам или вообще волею счастливого случая включенных по особой царской милости в состав дворянства, 3) заезжие иностранцы, присосавшиеся к русской службе при помощи различных политических и придворных интриг и, наконец, 4) так называемое рядовое шляхетство, создание петровской «Табели о рангах», предоставившей возможность каждому достигать дворянства последовательным прохождением различных чиновных степеней.

Достаточно перечислить названные слои дворянского класса, чтобы тотчас понять, как мало солидарности и как много розни могло быть порождено от их взаимного соприкосновения. Что общего могло быть у этих групп? Разве только то, что как раз и помешало им мирно игнорировать друг друга: стремление к власти. Все остальное: социальные интересы, политические идеалы, мотивы и средства борьбы во имя этих интересов и идеалов — все должно было явиться различным. В самом деле, на что опирались притязания каждой из этих групп? Потомки допетровской аристократии опирались на исконную традицию русского боярства, которое привыкло делить со своим верховным вождем труды государственного строения.

Рядовое шляхетство, детище «Табели о рангах»[59], опиралось на личную выслугу; пожалованные дворяне как русские, так и заезжие иностранцы, одинаково не были связаны ни историческими преданиями, ни медленной трудовой служебной карьерой; это были люди без прошлого, люди «случая», как говорили в прошлом веке, люди быстрых и блестящих карьер и столь же внезапных паданий. Их притязания опирались просто на веру в личным талант и личную удачу.

Познакомимся поближе с указанными общественными слоями и общим характером их взаимных отношений.

Родовитые потомки допетровского боярства, все эта Долгорукие[60], Голицыны[61] и т. п., испытав на себе влияние преобразовательной эпохи, тем не менее, сохранили многие типичные черты поздних потомков старинной наследственной аристократии. Они являлись бережливыми хранителями исконных преданий. Они готовы были приспособить эти предания к требованиям нового века. Но они не могли поступиться их сущностью, их основным содержанием. Старая боярская знать издавна привыкла делить с носителем верховной власти труды государственного управления в форме участия в государевой Думе, в форме так называемого думного сидения. Что отворяло перед служилым человеком Древней Руси двери государевой Думы? Во-первых, порода, во-вторых, государево назначенье. Думный чин жаловали или, как говорилось тогда, «думу сказывали» по постановлению государя; но государь в своих назначениях сообразовался с местническими отношениями и с родовитостью происхождения. Государь делал выбор, но уже из готового материала, известных родовитых фамилий; а материал для его выбора подготовлялся местническими счетами. Сущность местничества состояла, как известно, в необходимости совпадения служебного старшинства с родовым старшинством служилых фамилий. Местнические правила не ограничивали формально свободу государевых назначений. Но, как обычай века, вошедший в плоть и кровь всего тогдашнего общества, они неизбежно подчиняли себе и самого государя, который по своему личному убеждению нашел бы странным и неестественным нарушить местнический распорядок, входивший неизменным элементом в обычное течение московской жизни