Испытание правдой - [8]

, только еще более харизматичного.

— С Иззи Стоуном, при всей его блистательности, нельзя было избавиться от ощущения, что он все время тычет тебе в лицо пальцем, в то время как Тоби, при тех же аналитических способностях, обладает редким природным даром соблазнить слушателя. Настоящий сердцеед.

— Полагаю, это один из побочных эффектов публичной политики.

Он удивленно поднял брови… и тут заметил, что я внимательно изучаю его лицо.

— Мир любит молодого Тома Пейна, — сказал отец.

— Уверена, что мир любит Тома Пейна любого возраста, — заметила я.

Отец долил в бокалы вина и сказал:

— И как все увлечения, это мимолетно. — Подняв голову, он встретился со мной взглядом: — Тебя что-то беспокоит, Ханна?

Кто она, черт возьми?

— Я немного переживаю из-за мамы, — нашлась я.

От меня не ускользнуло, что его плечи расслабились.

— В каком смысле? — спросил он.

Я рассказала про наш телефонный разговор и про ее странные интонации. Он закивал головой, соглашаясь со мной:

— Боюсь, у твоей мамы плохие новости. Милтон Брауди решил не брать ее новую выставку.

О боже, это действительно плохие новости. Милтон Брауди управлял галереей на Манхэттене, где мама выставляла свои картины. Он показывал ее работы на протяжении вот уже двадцати лет.

— Еще недавно она повела бы себя совсем по-другому в подобной ситуации, — продолжил отец. — Обозвала бы Брауди сукиным сыном, помчалась бы в Нью-Йорк и закатила ему скандал, обязательно пристроилась бы в другую галерею. А сейчас она просто сидит в своей студии, отказываясь что-либо делать.

— И давно она в таком состоянии?

— С месяц.

— Но я уловила это в ее голосе только вчера.

— Все постепенно накапливалось.

— А между вами все в порядке? — спросила я.

Отец поднял на меня взгляд — удивленный, как я думаю, моей прямотой. Никогда прежде я не задавала ему вопросов об их браке. Возникла короткая пауза — я видела, он задумался о том, как ответить, сколько правды мне стоит приоткрыть.

— Все складывается так, как складывается, — произнес он наконец.

— Звучит несколько загадочно, пап.

— Нет, двойственно. Двойственность — не такая уж плохая штука.

— В браке?

— Во всем. У французов есть такое выражение: Tout le monde а ип jardin secret. У каждого есть свой тайный сад… Ты понимаешь, о чем я? — спросил он.

Я посмотрела в его светло-голубые глаза. И впервые до меня дошло, что в жизни моего отца слишком много пластов.

— Да, пап… кажется, понимаю.

Он осушил свой бокал.

— А насчет мамы не беспокойся. Она выкарабкается… Только вот ради твоего же блага, не выдавай себя, не говори, что знаешь об этом.

— Конечно, ей следовало бы самой рассказать мне.

— Вот именно. Следовало. Но она этого не сделает.

И он тут же переменил тему, стал расспрашивать о моей работе, с интересом слушая мои рассказы об учениках и Роксбери. Когда я призналась, что мне очень нравится преподавать, он улыбнулся:

— Очевидно, это наследственное.

Потом он бросил взгляд на часы.

— Я тебя задерживаю? — спросила я, стараясь, чтобы мой вопрос прозвучал невинно.

— Нет. Просто я обещал, что загляну на встречу, которую устраивают в отеле Тоби Джадсон и компания. Мы очень хорошо поговорили, Ханна.

Он попросил счет. Расплатился. Мы вышли из ресторана в удушливую бостонскую ночь. Отец, слегка захмелевший от вина, положил руку мне на плечи и по-отечески крепко обнял:

— Хочешь послушать фантастическую цитату, которую я подцепил сегодня?

— Я вся внимание.

— Это мне Тоби Джадсон подкинул. Цитата из Ницше. Не доказано, что правда — когда и если она вдруг откроется — окажется очень интересной.

Я рассмеялась:

— Это чертовски…

— Амбивалентно?

— Ты сорвал у меня с языка.

Он нагнулся и поцеловал меня в щеку:

— Ты потрясающий ребенок, Ханна.

— Ты тоже ничего.

Я была всего в нескольких шагах от трамвайной остановки на Копли-сквер, но мне вдруг захотелось пройтись… тем более что о многом надо было подумать.

Когда я подошла к нашей двери, было уже за полночь. В окне горел свет. Дэн был дома.

— Ты что-то рано сегодня, — сказала я.

— Меня отпустили пораньше за хорошее поведение. Как прошел обед с отцом?

— Интересно. Настолько интересно, что я пошла домой пешком, думая о…

Я замолчала.

— Да? — спросил Дэн.

— О том, как осенью вернусь в колледж, и…

Снова пауза. Говорить ли об этом?

— Продолжай… — сказал Дэн.

— …стоит ли нам подыскать себе жилье, когда мы вернемся в Вермонт.

Дэн ответил не сразу. Он полез в холодильник и достал две бутылки пива, одну протянул мне.

— Отличная идея, — сказал он.

Глава третья

— Не могу сказать, что я в шоке, — отреагировала на новость мама — Если честно, я поспорила с твоим отцом на десять баксов, что ты переедешь к своему доктору, как только вернешься с каникул.

— Надеюсь, ты грамотно потратишь выигрыш, — сказала я.

— Ну а что мне остается делать, если ты так предсказуема? Даже если я стала бы возражать, пытаясь убедить тебя в том, что ты лишаешь себя, мягко говоря, личного опыта, столь необходимого на этом этапе жизни, ты бы меня послушала?

— Нет.

— О чем я и говорю.

Единственное, что меня радовало в этом идиотском разговоре, так это ощущение, что мама выходит из депрессии, в которой она пребывала после ссоры с хозяином галереи. Нет, конечно, и речи не могло быть о том, чтобы она рассказала мне об этом эпизоде или о том, что ее гложет. Для нее это было равносильно тому, чтобы расписаться в собственной слабости — уязвимости! — перед дочерью. Мама скорее взошла бы на костер, чем призналась мне в этом.