Испытание - [19]

Шрифт
Интервал

— Мама, о чем ты говоришь? При ней! — он кивнул на Тамуську.

И тут Тамуська тоже взялась за брата.

— Я все понимаю, а вот ты не понимаешь! Ничего!

Майрам заткнул уши, рванулся к двери. Уже закрывшись в ванной, слышал, как мать жаловалась дочери:

— И пристыдить не могу, потому что совести у него нет.

Надо Сослану сказать, пусть с собой берет. Познакомит с хорошим человеком. Девушку бы ему, да такую, чтоб характер был. Крепкий! Пусть Сослан найдет ему такую. Брат все-таки… А он, Майрам, что, возражает? Кто слышал его протесты?

Говори, мать, сыну, пусть он меня познакомит с ученой девушкой. Да не с какой-нибудь кривобокой, а с царевной-красавицей. Чтоб под стать мне была. И пусть не ленится, поищет получше среди своих сокурсниц. Брат я ему или не брат?! А раз брат, — старайся, ищи! Внимательно погляди там, в институтских аудиториях. А до тех пор, пока не отыщется мне под стать, — не упрекайте меня за моих «старушенций»… Майрам долго плескался под душем, потому что время требуется, пока мать остынет. Это на вид она такая тщедушная и тихая. На язык она востра и может так подцепить, что на всю жизнь запомнишь.

Дождь припустил, погнал целые реки по асфальту. Просвета на сегодня не было видно. Майрам поплелся на кухню, где мать уже давно накрыла на стол.

— Второй раз разогреваю, — проворчала она, так, самую малость. — Для тебя старалась. Олибах, кажется, получился…

Майрам подтянул к себе поближе огромную тарелку с пирогом, зная, что через несколько минут от него ничего не останется…

…Скучно в дождливую погоду. Куда деваться от безделья?

К друзьям бы! Но Майрам твердо дал себе слово сегодня никуда не уходить из дому. И терпеливо выдерживал характер… Мать вязала свитер Тамуське. Стараясь не мешать склонившейся над учебником девчушке, она приложила к ее спине вязку, прикидывая, не мала ли будет, взглядом спросила сына, мол, хороша? Майраму не совсем ясно, но он бодро кивнул головой. Матери спокойней, когда он дома. За Сослана она не тревожилась, а Майрам приносил массу забот. Но когда дома Майрам, непривычно и ему, и им. Беспокоятся за меня, — подумал Майрам, — а надо бы за Сослана, потому что в жизни часто встречаются такие типы, которым надо уметь дать отпор, и лезут они нагло именно к тихоням вроде моего брата, которые сами не заденут, никому плохого слова не скажут. Ко мне они не полезут, потому что тотчас же первыми получат. И подымутся только для того, чтоб дать стрекача. Так что, мать, тебе больше о нем следует беспокоиться. А обо мне другая тревога должна быть — как бы я сам кого не обидел… Бывало со мной такое. Потом сам жалел…

Глава четвертая

Савелий Сергеевич пристально посмотрел на Майрама.

— Ну, а на сегодня у меня такая задумка: познакомиться с отцом Л1урата! Свозишь?

— Поехали, — Гагаев направился к «Крошке».

— А ничего, что мы нагрянем к нему без предупреждения? — засомневался Степа…

Майрам недоуменно дернул плечом, мол, о чем говорит кинооператор…

…Давно Дзамболат не покидал аула. И не потому, что в свои сто двадцать лет ему было тяжело переносить дорогу, которая хоть и не широка, но ровна, а начиная с Унала сплошь заасфальтирована. И Дзамболат был на редкость крепок, стеснялся этого и нарочито кряхтел и охал, поглядывая на людей исподлобья. Судя по всему, он не устал еще жить. Охотно отзываясь на просьбы аульчан поприсутствовать на свадьбе или кувде, он уверенно садился во главе стола и вел его строго и красиво, как это полагается тамаде, не путая порядок тостов и не нарушая сложного горского этикета. Каждое утро Дзамболат стремился на солнышко. Сядет на низенький табурет посреди двора или на нихасе, выбрав непременно такое место, чтоб крона деревьев не заслоняла солнце, и до вечера греет свои кости — так он это называл. Иногда он снимал мохнатую шапку, и тогда лысина во весь череп тускло сверкала, но чаще сидел, напялив шапку по самые брови.

Все знали, как любопытен Дзамболат, и удивлялись, что последние годы он редко покидал Хохкау. Причина выяснилась, сам как-то признался, что всякий раз, когда н попадал во Владикавказ, ему казалось, будто он видит этот город впервые; его улицы, площади, да и жители стали неузнаваемыми, чужими, и трудно было свыкнуться с мыслью: исчезло то, что когда-то казалось вечным и незыблемым, и хотя он видел, город становится краше и чище, не мог простить ему этого предательства. Горы, поля, реки остались прежними. И знакомые еще с детства деревья на тех же углах, улицах и площадях шелестели листьями, цвели и плодоносили. По ним Дзамболат порой и узнавал места, где в разное время бывал, наведываясь к своим сыновьям Мурату и Урузмагу.

Город совершил измену по отношению к Дзамболату, хотя он крепко хранил в памяти его черты. Время постаралось стереть, уничтожить приметы старого Владикавказа. Дзамболат жаловался, что после посещения города у него бывает такое ощущение, будто он потерял нечто ценное, весьма необходимое ему. Годы начинали давить на плечи пуще прежнего, усиливалось чувство одиночества. Так и с ним было в тот зимний день, такой яркий от солнца, которое только в горах умеет блестеть до ослепления, — когда получили похоронную с фронта на любимого им внука Дебола.


Еще от автора Георгий Ефимович Черчесов
Заповедь

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Под псевдонимом Ксанти

Роман Георгия Черчесова «Под псевдонимом Ксанти» посвящен выдающемуся разведчику, Герою Советского Союза, генерал-полковнику X. Д. Мамсурову.


Прикосновение

В своем произведении автор ставит животрепещущие проблемы преемственности поколений и поиска человеком своего места в жизни.


Отзвук

В романе рассказывается о сложных взаимоотношениях двух любящих людей, разделенных не только государственными границами, но и полярными установками на жизнь.


Рекомендуем почитать
Осеннее равноденствие. Час судьбы

Новый роман талантливого прозаика Витаутаса Бубниса «Осеннее равноденствие» — о современной женщине. «Час судьбы» — многоплановое произведение. В событиях, связанных с крестьянской семьей Йотаутов, — отражение сложной жизни Литвы в период становления Советской власти. «Если у дерева подрубить корни, оно засохнет» — так говорит о необходимости возвращения в отчий дом главный герой романа — художник Саулюс Йотаута. Потому что отчий дом для него — это и родной очаг, и новая Литва.


Войди в каждый дом

Елизар Мальцев — известный советский писатель. Книги его посвящены жизни послевоенной советской деревни. В 1949 году его роману «От всего сердца» была присуждена Государственная премия СССР.В романе «Войди в каждый дом» Е. Мальцев продолжает разработку деревенской темы. В центре произведения современные методы руководства колхозом. Автор поднимает значительные общественно-политические и нравственные проблемы.Роман «Войди в каждый дом» неоднократно переиздавался и получил признание широкого читателя.


Звездный цвет: Повести, рассказы и публицистика

В сборник вошли лучшие произведения Б. Лавренева — рассказы и публицистика. Острый сюжет, самобытные героические характеры, рожденные революционной эпохой, предельная искренность и чистота отличают творчество замечательного советского писателя. Книга снабжена предисловием известного критика Е. Д. Суркова.


Тайна Сорни-най

В книгу лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ю. Шесталова пошли широко известные повести «Когда качало меня солнце», «Сначала была сказка», «Тайна Сорни-най».Художнический почерк писателя своеобразен: проза то переходит в стихи, то переливается в сказку, легенду; древнее сказание соседствует с публицистически страстным монологом. С присущим ему лиризмом, философским восприятием мира рассказывает автор о своем древнем народе, его духовной красоте. В произведениях Ю. Шесталова народность чувствований и взглядов удачно сочетается с самой горячей современностью.


Один из рассказов про Кожахметова

«Старый Кенжеке держался как глава большого рода, созвавший на пир сотни людей. И не дымный зал гостиницы «Москва» был перед ним, а просторная долина, заполненная всадниками на быстрых скакунах, девушками в длинных, до пят, розовых платьях, женщинами в белоснежных головных уборах…».


Российские фантасмагории

Русская советская проза 20-30-х годов.Москва: Автор, 1992 г.