Зарема, чернобровая красавица, дочь Дахцыко и Дунетхан Дзуговых, не помнила брата. Лишь со слов домочадцев знала, что он в ней души не чаял. Люди умилялись, глядя, как он часами таскал ее на руках. В тот черный день тоже. Посадил на спину, девочка весело и беспечно хохотала, когда брат подпрыгивал, держа ее за тонкие ножки, а Зарема хваталась за его пышный чуб. Все твердят, что она очень похожа на него. Мать и отец старались не напоминать о том случае, но, по рассказам аульчан, Зарема ясно представляла себе покрытый снегом — мокрым, тяжелым, каким он часто бывает на Кавказе, — склон горы, что возвышается над их аулом, и семилетнего мальчишку в огромной барашковой шапке. Обрадованный подарку отца — новеньким саням, он вскарабкался наверх к самому лесу, покрывавшему верхнюю половину горы, уселся на сани и, оторвав ноги от земли, понесся вниз...
Сани глотали расстояние, в ушах посвистывал ветерок. Лица Тотраза Зарема не в силах была представить, но вот ощущение полета, охватившее мальчонку, его восторг, казалось, чувствовала. Она даже была убеждена, что этот полет и сама когда-то испытала. Сестра будто ощущала и тот мгновенный ужас, который охватил малыша, когда он увидел, что снизу наперерез ему бегут вырвавшиеся из ворот дома Тотикоевых огромные волкодавы. Рвутся, ощетинившись. Скачут крупными прыжками, перегоняя друг друга, бешено разбрасывая снег лапами...
Лучше б он не видел, как они рвались к нему!.. Но он видел. Видел! Потому что весь аул услышал этот отчаянный крик: «Нана!!!»
Волкодавы летели молча, вытянув свои куцые хвосты, выбрасывая вперед сильные тяжелые лапы... Тотраз хотел остановить сани, он тянул их на себя, напрягая ручонки, судорожно вцепившиеся в веревку. Ему бы опрокинуться, выпасть из саней, пустив их навстречу волкодавам, попытаться обмануть их. Но малышу было всего семь лет. Семь лет — и секунды на раздумье, крик, страх и отчаяние...
Зарема точно сама видела эти сани с деревянными полозьями, мальчугана в лохматой шапке, надвинутой на лоб по самые брови, и стремительно приближающихся к нему собак. Видела это глазами отца, который тогда выскочил на отчаянный крик сына из сарая, где прилаживал сорвавшуюся с петель дверцу. Врагу не желают увидеть того, что увидел отец. Почему не родился он слепым, зачем дала ему природа слух — последний крик сына не вонзился бы в него смертельной стрелой. Холодея, Дахцыко перемахнул через забор и бросился наверх, в гору. Ноги вязли в снегу... Он понимал, что не успевает... Из души вырывался истошный вопль: «Назад! Назад, Абрек!» Глаза Дахцыко уловили мелькнувшую фигуру Батырбека, выскочившего из дома Тотикоевых, который тоже в ужасе ахнул, тоже побежал, тоже закричал... И тоже опоздал...
Волкодавам было не до Дахцыко и Батырбека. Они видели стремительно спускающийся с горы комок. Эти страшные бестии, обученные людьми не упускать своей добычи, мчались не навстречу малышу — это еще оставляло бы надежду на то, что Тотраз проскочит между ними, — а в ту точно угаданную ими ближайшую точку, где должны были пересечься две прямые — направление саней и направление их бега. Волкодавы взяли след, и никто не был в силах остановить их. Собаки и сани стремительно сближались и должны были вот-вот столкнуться. «Нет! Нет!» — кричало все внутри Дахцыко. «Нет! Нет!» — умолял он небо.
Впереди стаи несся волкодав по кличке Абрек. Дахцыко не раз любовался его могучим телом, легким бегом. Что там сани? Такой собьет и быка. Абрек оторвался от других собак, налетел на спускающийся со стороны леса комок, яростно сшиб его... И тотчас же навалились остальные собаки. Сани исчезли под неистово набросившимися на них рычащими волкодавами...
Нет, Дахцыко не закрыл глаза, не отвернулся. Несчастный! Он все еще надеялся на чудо. И на миг показалось, что небо сжалилось над ним, пришло на помощь, что сын вырвался из клубка свирепых, налитых яростью и силой серых тел. Сани вынырнули из этого водоворота и, медленно набирая скорость, часто подпрыгивая, понеслись вниз, к аулу. И в ту же секунду, когда внутри возликовал голос: «Слава Богу!», в ту же секунду, одновременно, другой голос в ужасе запричитал: «А его нет! А сына нет!!!» Сани мчались к аулу, но в них не было Тотраза. Он остался наверху, посреди клубка волкодавов...
Неправда, что в такие страшные секунды человек воспринимает окружающее словно сквозь сон. Неправда, что туман застилает ему глаза. Хотя ох как нужен этот туман, который упрятал бы ужасные картины. Но память — враг вдавливает их в сознание навеки. Дахцыко бежал к собакам, крича и размахивая руками, но волкодавы не испугались: нехотя, точно делая ему одолжение, расступились...
