Islensk kaffi, или Кофе по-исландски - [5]

Шрифт
Интервал

— Похоже, тупики интересуют только меня.

— Они очень забавные. Любимые птицы детей и туристов на всем побережье.

Лунго удался, как и пирог. Лакомства маленького заведения Триггви стали моим личным пристанищем уюта в крохотной деревушке у подножья скал. Кто бы мог подумать.

— Ты занимаешься чем-то кроме кофейни?

Триггви делает глоток своего кофе. Судя по всему, это флэт-уайт.

— Стригу овец.

— Извини?..

Его усмешка откликается даже в глазах.

— У родителей ферма, а стрижка — постоянный ритуал разведения овец, правда, дело сезонное. Перед этим мы их собираем, где-то в октябре, эта работа подольше, но тоже временная. Так что, основное мое место — здесь.

— Собираете овец?..

— Их выпускают в середине весны на свободный выпас. Они разбредаются кто куда до самого начала осени. Потом всей страной их вылавливают на своих угодьях местные фермеры и, по бирке, что есть у каждой овечки, передают хозяевам.

— Никогда о таком не слышала…

— Еще один странный ритуал.

Пирог на моей тарелке почти заканчивается и это грустно.

— Ты открываешь для меня новую Исландию, Триггви.

— Если это правда так, я счастлив. Я обожаю эту страну.

Его искренность пленяет, в ней ни капли изъяна. Такой открытый, такой простой, такой… настоящий. Мои кофейные вечера, кажется, уже не такие уж и кофейные… в них подтекст этого опьяняющего общения. Не знаю, есть ли у Триггви кто-то (хотя наверняка быть должен, он общительный, привлекательный и милый), но я готова с этим смириться. Мне нравится говорить с ним, нравится получать от него заряд положительной энергии, хорошо проводить время и не терять связи со своим «кофеманным» прошлым. А еще, его угощения обалденные.

— Ты много путешествуешь, Асаль? — спрашивает хозяин кофейни, забирая у меня пустую тарелку.

— В основном по работе, но да. Люблю жить на чемоданах.

Он проводит пятерней по волосам, чуть мечтательно вздохнув.

— Какое место было самым запоминающимся из тех, что ты видела?

Мне даже задумываться не приходится.

— Ты можешь подумать, я подлизываюсь, но это правда так — северное сияние возле Рейкьявика прошлой зимой. Это было… лучшее, что я видела в жизни.

— Aurora Borealis (*северное сияние) — чистая магия, — согласный, восторженно вторит мне Триггви. Глаза у него как отблеск тех свечений — зеленые, с синеватым отливом и поблескивающим восхищением. — Хотела бы увидеть это еще раз?

— По-моему, отрицательного ответа не существует…

— Над Кефлавиком будет в эту субботу. Я могу тебя отвезти.

Предложение не просто неожиданное, оно застает меня врасплох. Но Триггви, похоже, совсем не шутит.

— Я безвреден, правда, — принимая мое удивление за опасение, мягко произносит он. — Тебе не о чем беспокоиться, если дело в этом.

— Я плохо разбираюсь в людях, но мне кажется, ты хороший человек. Просто это… слегка внезапно. Тебе будет удобно?..

— Я поеду отвозить в город продукты с фермы и надо кое-что купить в кофейню, поэтому вполне. Если захочешь составить мне компанию, будет здорово.

Какая же у него подкупающая, очаровательная улыбка. Он действительно рад такое мне предложить и слегка волнуется в ожидании ответа. На щеках, в самом начале бороды, чуть-чуть алого. Боже.

— Я с удовольствием к тебе присоединюсь, Триггви. Спасибо большое.

В глазах местного викинга смешинки и искорки, как у ребенка. Мне чудится, олени на его свитере тоже довольны.

— Договорились.

* * *

Триггви дал мне свой номер вчерашним вечером, чтобы обсудить место встречи, когда я доедала потрясающий клюквенный пирог по старинному рецепту его бабушки.

Необычный вкус — и кисло, и сладко, и горько — отражение моего отношения к Исландии. Я оказалась здесь не по своей воле и долгое время мучилась от мысли, что надолго. Теперь, когда существовало место, куда каждый вечер возвращалась и к которому так прикипела душой, я боюсь лишь запланированного на следующий месяц отъезда. Нигде и ни с кем мне не было так просто, как с Триггви. И никто так часто мне не улыбался, как он.

Вот сейчас, например. Я осторожно спускаюсь по мокрым ступеням продуктового магазинчика, в котором покупаю любимые леденцы по субботам (день их завоза), а он уже ждет меня на маленькой парковке. И при условии, что я понятия не имею, какая у него машина, даже до оклика своего имени определяю, куда идти.

Хозяину кофейни больше подошла бы работа на китобойном судне или на ледоколе, уж очень внушительных он размеров, силой обладает немалой. Ему нужно пространство и комфорт — как любимому мужчине. Поэтому в стандартных моему пониманию автомобилях, вроде модельных рядов «Honda» или «Fiat», ему просто не расположиться. Да и не покатаешься на них по гористо-ухабисто-расплывающейся местности холодного островка.

Триггви приветственно машет мне с водительского сиденья повидавшей виды «Toyota Land Cruiser» темно-серого цвета. С тем же удовольствием, с каким прежде куталась в плед, прячусь в просторном салоне. Пахнет, само собой, кедровыми орешками и немного — можжевельником.

— Как же я рада, что у тебя есть печка, — с удобством устраиваюсь на пассажирском кресле, даже не думая снимать шарф, не то что расстегивать куртку. — И машина есть…

Триггви, на котором сегодня традиционный свитер лопапейса (чрезвычайно ему идет), понимающе мне кивает. И делает температуру в салоне выше.


Еще от автора AlshBetta
У меня есть жизнь

Сочельник, восемь часов вечера, загородная трасса, страшная пурга и собачий холод. Эдвард Каллен лениво смотрит на снежные пейзажи за окном, раздумывая над тем, как оттянуть возвращение домой еще хотя бы на час… что случится, если на забытом Богом елочном базаре он захочет приобрести колючую зеленую красавицу?


Нарисованные линии

Все беды в нашей жизни уготованыИ никому из нас судьбы не избежать.Но, думаю, никто не станет возражать,Когда скажу, что линии событий нарисованы,И каждому из нас любовью под силу их стирать.


Последняя грань

Люди часто доходят до последней грани. Люди редко соглашаются эту грань признать. Небольшая история о том, что даже на краю мира, одной ногой стоя над пропастью, можно найти причину остановиться и продолжать жить.


Созидая на краю рая

Ради спасения горячо любимого сына, Белла Мейсен идет на сделку с неизвестным никому Эдвардом Калленом, грозящим превратить её жизнь в кошмар. Только вот на деле выходит, что любовь и забота молодой девушки требуется не только маленькому мальчику, но и взрослому мужчине, так и оставшемуся ребенком.


Русская

В жизни 19-летней Беллы Свон главное место занимают выпивка, «травка» и слепая привязанность к депрессивному музыканту Джасперу Хейлу. Правда, длится все это ровно до тех пор, пока бог знает откуда взявшийся Эдвард Каллен — альтруист до мозга костей, положивший на алтарь благого дела всю свою жизнь — зачем-то не решает увезти ее из Америки! И не куда-нибудь, а на самый край земли — в неизведанную, чужую и страшно холодную страну — в Россию…Примечания автора:Все фразы, произнесенные героями по-русски, будут выделены жирным начертанием.Все остальные невыделенные фразы текста произнесены на английском.Капельку жаргонизма и ненормативной лексики — без них образы не будут полными.


Hvalfanger / Китобой

Поистине ледяной китобой Сигмундур однажды спасает на корабельной базе странную девушку с не менее странным именем. Причудливой волею судьбы им приходится делить его лачугу в одну из самых суровых весен в истории Гренландии. А все ли ледники тают?..


Рекомендуем почитать
Как он не научился играть на гитаре

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Записки благодарного человека Адама Айнзаама

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Блюз перерождений

Сначала мы живем. Затем мы умираем. А что потом, неужели все по новой? А что, если у нас не одна попытка прожить жизнь, а десять тысяч? Десять тысяч попыток, чтобы понять, как же на самом деле жить правильно, постичь мудрость и стать совершенством. У Майло уже было 9995 шансов, и осталось всего пять, чтобы заслужить свое место в бесконечности вселенной. Но все, чего хочет Майло, – навсегда упасть в объятия Смерти (соблазнительной и длинноволосой). Или Сюзи, как он ее называет. Представляете, Смерть является причиной для жизни? И у Майло получится добиться своего, если он разгадает великую космическую головоломку.


Осенью мы уйдем

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Ашантийская куколка

«Ашантийская куколка» — второй роман камерунского писателя. Написанный легко и непринужденно, в свойственной Бебею слегка иронической тональности, этот роман лишь внешне представляет собой незатейливую любовную историю Эдны, внучки рыночной торговки, и молодого чиновника Спио. Писателю удалось показать становление новой африканской женщины, ее роль в общественной жизни.


Осторожно — люди. Из произведений 1957–2017 годов

Проза Ильи Крупника почти не печаталась во второй половине XX века: писатель попал в так называемый «черный список». «Почти реалистические» сочинения Крупника внутренне сродни неореализму Феллини и параллельным пространствам картин Шагала, где зрительная (сюр)реальность обнажает вневременные, вечные темы жизни: противостояние доброты и жестокости, крах привычного порядка, загадка творчества, обрушение индивидуального мира, великая сила искренних чувств — то есть то, что волнует читателей нового XXI века.