Islensk kaffi, или Кофе по-исландски - [20]

— Мама, пойдем! — Александр, повиснув на талии Ярдарбер, снова супится. — Мы все пропустим!

В бело-черном исландском свитере, светловолосый, но кареглазый, сейчас Алекс невероятно похож на меня в детстве. Мама показывала фотографии, когда мы с Триггви приезжали к ним в гости, а еще, если верить ее рассказам, моя непоседливость вполне могла сравниться с активностью старшего сына.

Я забираю Сверре на руки, одернув его темно-синий свитер. Малыш доверчиво приникает к моему плечу.

— Давай-ка мне руку, Алекс, а вторую — Ядди, да. Вот теперь можно идти.

Ярдарбер, крепко держа ладонь брата, улыбается. Ветер развевает ее распущенные темно-русые волосы, скупое, но существующее солнце подчеркивает маленькие веснушки на лице. Ядди, начавшая в этом году ходить в школу, гордится, что ни у кого в классе веснушек больше нет, она особенная.

Мы с детьми останавливаемся возле той самой пожилой пары, чуть-чуть на отдалении. Отсюда как раз лучше всего виден рехт — круглое сооружение из деревянного забора, делящего участки травы на равные загоны для овец. В рехт один вход и несколько выходов из центрального круга, каждый — к своему фермеру. Первый раз наблюдая всю эту картину, еще с маленькой Ярдарбер на руках, мне кажется, я удивлялась куда больше, чем дети сегодня. Они родились и растут здесь, в Исландии — для них эта страна с самого начала была родным домом. Мне же потребовалось достаточно долгое время, чтобы привыкнуть… хотя, на радость нашему с Триггви ночному разговору той весенней ночью, смирилась я быстро. И с погодой, и с природой, и особенностями образа жизни — например, с исландским молоком никакое другое даже не сравнится, интересен лишь факт, почему из него никогда не получаются десерты.

Вдалеке уже видны мужчины, которые гонят стада к рехту. Традиционное время сбора овец, которым наследник викингов веселил меня в кофейне Вика столько лет назад, в самом разгаре.

Триггви, как владелец самой большой фермы в нашей области, в первых рядах. Который год мы с малышами приходим сюда, и они, увлекаемые захватывающим зрелищем, даже позавтракать спешат побыстрее, чтобы ничего не пропустить.

Я приседаю рядом с Александром, усаживая Сверре на свое колено. Ярдарбер, приподнимается на цыпочках, в толпе фермеров надеясь различить папу.

— Я тоже буду собирать овец, когда вырасту, мама, — нарочито серьезно уверяет Алекс, не спуская глаз с рехта, — и буду помогать папе.

— И я буду, — присоединяется Сверре, запрокинув голову ко мне, — правда же, мамочка?

— Я думаю, мы все будем, — улыбаюсь обоим сыновьям, по очереди поцеловав их в макушки. — С каждым годом овец у папы все больше.

И это правда. Всерьез занявшись фермерством, приносящим куда больший доход для содержания семьи, чем кофейня, Триггви обнаружил в себе удивительную любовь к этому делу. Наставления отца и советы матери не прошли даром, позволив ему организовать по-настоящему большое и прибыльное фермерское хозяйство.

И пусть мы до сих пор держим кофейню, хотя бы в память о том, что свела нас вместе, но теперь появляемся там гораздо реже. Повезло отыскать хорошего баристу, с которым за заведение можно быть спокойным. Для Триггви варить кофе теперь больше хобби, чем профессия.

Ядди присаживается рядом с нами, обняв и меня, и Алекса, и Сверре.

— Папа — король овец.

— Обрадуется ли он такому прозвищу? — я тянусь вперед, мягко чмокнув и нашу девочку. — Скорее король молока, у нас ведь и коровы есть.

— Молоко вкусное, — парирует Алекс.

— И полезное, — тихо дополняет Сверре.

У него, в отличие от брата, волосы моего, каштанового оттенка. Кожа чуть более смуглая, чем у островитян, зато глаза и общие черты лица — точно Триггви. Скандинавские корни так затейливо переплелись в единое целое с корнями тюркскими… я не думала, что природа настолько многогранна. Сверре не только самый младший — ему три — но и самый особенный наш сын. А ведь сперва его нежданное появление меня даже расстроило… справиться с двухгодовалым Алексом и четырехлетней Ярдарбер, при полной загрузке Триггви на ферме казалось чем-то невообразимым. А тут еще и новая беременность… наверное, потому Сверре и родился таким спокойным, уравновешенными, рассудительным ребенком — у меня с ним никогда не было проблем.

— Смотрите, они близко! — Ядди, указывая на приближающихся фермеров со стадами блеющих, недоумевающих овец, снова поднимается на ноги. У нее, как и у меня, свитер темно-серый. Один из самых полезных, неотъемлемых и всесезонных видов одежды здесь, местный лопапейса крайне необходим. Мама Триггви, Фрея, каждому из нас связала по такому собственными руками.

Внизу люди, обступившие перекрытую дорогу. Тут, в предместье Вика, один раз в год, прошлое встречается с настоящим — вековые традиции сбора овец, дающие непередаваемый вкус исландскому мясу и особые свойства овечьей шерсти, окаймляются современностью — машинами, людьми в джинсах и с фотоаппаратами, туристами со всех уголков света.

Гордость за свою культуру и практически детская привязанность к чему-то столь родному, далекому, но своему — вот что мне так нравится в исландцах. И я порой по-настоящему счастлива, что мои дети воспитываются точно так же. Триггви подарил мне не просто возможность жить в другой стране, он подарил мне целый новый мир, украшенный собой. Сейчас и подумать смешно, что когда-то я затягивала с окончательным переездом в Исландию, к нему… сложись все иначе, я бы все равно переиграла все на манер сегодняшний. Действительно счастливы мы лишь там, где счастливы наши близкие — и ни континенты, ни культуры, ни тем более погода на это не влияют. Я теперь люблю этот косой дождь… и особенно люблю снег. Нигде нет такого красивого снегопада, как на нашем побережье. Неудивительно, что в исландском около дюжины слов для его описания.