Ислам в России и Евразии XVI - ХХI вв. - [208]

Сложнее обстояло дело на Северном Кавказе, где существовало Духовное управление мусульман Северного Кавказа (ДУМСК) с центром в Махачкале, обладавшее к концу 1970 х гг. наименьшим влиянием в системе официальных советских мусульманских структур.

Главе ДУМСК муфтию Магомеду Курбанову, прослужившему с 1950 по 1975 г., до конца своей долгой жизни удавалось контролировать религиозную ситуацию в регионе. Он регулярно объезжал зарегистрированные мечети и религиозные объединения, проводил съезды и совещания официально признанного духовенства, установил рабочие отношения с партийным руководством Дагестанской АССР, выступал с фетвами против «не подчинявшихся» ему суфиев, посещения зияратов, обременительных расходов на свадьбах и похоронах. И хотя на местах авторитет муфтия Курбанова был не везде высоким (особенно среди последователей суфийских тарикатов), ему удавалось создавать иллюзию религиозного благополучия. Напомним, что во всей Чечено-Ингушской АССР в 1970 х гг. при массовой религиозности вайнахского населения и активном распространении суфизма не действовала ни одна (!) зарегистрированная мечеть.

Преемники муфтия Курбанова не обладали подобными управленческими способностями. Имам Махачкалинской мечети Хапиз-хад-жи Омаров (1914-2000), избранный муфтием в 1975 г., прослужил лишь до 1978 г., так и не наладив прочных отношений с партийноидеологическими работниками. При нем резиденция муфтията была перенесена из Буйнакска в Махачкалу: официально - ввиду реконструкции исторических кварталов Буйнакска после землетрясения, а фактически - ввиду желания партийного руководства Дагестана эффективнее контролировать жизнь Духовного управления. В 1978 г. муфтием был избран Махмуд Геккиев (1935-2007), окончивший бухарское медресе Мир-и Араб, работавший в Ташкенте в аппарате Зияутдина Бабаханова. В отличие от своих двух предшественников-аварцев, Махмуд Геккиев был по национальности балкарцем. И хотя поначалу муфтий Геккиев пытался проводить активную политику (не только многократно участвовал в различных конференциях и поездках, но и стремился наладить контакты с авторитетными среди вайнахов суфийскими шейхами), к началу 1980 х гг. религиозная ситуация в республиках юрисдикции ДУМСК (особенно в Чечено-Ингушетии) уже слабо контролировалась махачкалинским муфтием¹.

Как отмечалось выше, Нуруллаев выступал за максимальную легализацию незарегистрированных общин на Северном Кавказе, видя в них источник распространения экстремизма. Однако позиция Нуруллаева не находила поддержки у партийного руководства автономных республик, желавшего сохранить привычную им обстановку с несколькими действующими мечетями, пожилыми муллами и т. д. И это было характерно не только для Северного Кавказа. Часто Нуруллаев и уполномоченные проявляли значительно больший прагматизм и знание местных реалий, нежели консервативная республиканская и областная партноменклатура. Так, историк Р.Р. Ибрагимов отмечает, что уполномоченный по делам религий по Татарской АССР в 1965-1984 гг. И.А. Михалев поддерживал инициативу казанской мечети «Марджани» отправлять желающих в бухарское медресе Мир-и Араб, поскольку кроме Талгата Тазеева нет молодых имамов, окончивших медресе, а они нужны для приема в Казани иностранных делегаций^14851486. Много лет Нуруллаев безрезультатно добивался у руководства Туркменской ССР открытия мечети в Ашхабаде, против чего выступало сами партийные власти республики^1487.

Характерно, что в качестве угрозы в Совете по делам религии еще рассматривался мюридизм, мощное влияние суфийских шейхов, создававшее во многих районах Северного Кавказа параллельную социальную реальность. Особенно отмечалась оппозиционность мюридизма по отношению к махачкалинскому ДУМСК. Постепенно проникавшие в СССР (прежде всего, в Среднюю Азию) радикальные идеи (те, что впоследствии будут обозначаться в качестве «ваххабизма») в начале 1980-х гг. не получали на местах должного осмысления.

Похожей была ситуация с академическим изучением ислама в СССР: после всплеска интереса к использованию социологических методов при анализе религиозности советских мусульман к концу 1970-х гг. новых подходов не возникало. Одиозный мастодонт Л.И. Климович публиковался уже реже (сконцентрировавшись на изучении литературы тюркских народов), однако и «научно-атеистические» публикации не отличались большой оригинальностью, фактически подтверждая на региональном уровне постулаты о модернизации мусульманской идеологии и практики в СССР, т. е. идеи А.А. Нуруллаева. В научной периодике мало внимания уделялось исламу в СССР. Так, в регулярном издании Института научного атеизма Академии общественных наук при ЦК КПСС - сборнике «Вопросы научного атеизма», в 1970-е гг. почти не публиковались работы по исламу, за исключением обзора Р.Р. Мавлютова «Насущные вопросы исламоведения», очередных «подтверждений кризиса» ислама, выявленных атеистическим пропагандистом Ю.Г. Петрашем, нескольких статей о секуляризме в странах исламского мира и даже статьи Климовича «Борьба ортодоксов и модернистов в исламе». Все это, разумеется, не отвечало текущим реалиям, как во внешней политике, так и в самом СССР, в союзных республиках.