Искренность после коммунизма. Культурная история - [87]

.

Высказывания Шмидт и Кузнецова — здесь я перехожу от писательских блогов к общему аргументу этой главы — указывают на важную проблему, существующую в рамках дискурса об искренности и социальных медиа: смену частного дискурсивного пространства публичным. Так же как урбанизация, социальная мобильность и индустриализация в эпохи Возрождения и романтизма, происходящая в наше время дигитализация вызывает озабоченность искренностью в контексте напряжения между частным и публичным. В 2011 году исследователь СМИ Нэнси Бэйм отметила «культурную неуверенность», присутствующую в онлайн-дискурсе «относительно того, насколько открытость подходит тому или иному участнику, при каких обстоятельствах и, с другой стороны, насколько должна быть защищена приватность»[720]. Эта неуверенность существует и в наши дни. Команда экспертов Гарвардского университета исследовала те ощущения удовлетворения, которые вызывает в нашем мозге раскрытие личной информации. Ученые пришли к выводу, что эти чувства сродни тем, которые вызывают зарабатывание денег, еда или секс. Исследователи заключили: запрограммированное на уровне нейронов стремление делиться с другими информацией о себе отчасти объясняет взрыв популярности социальных сетей[721]. Пользователи социальных медиа настолько горят желанием поделиться с другими сведениями о себе, что готовы идти на риск хакерского взлома, мошенничества и отслеживания данных. По словам исследующего технологические проблемы философа Эстер Кеймолен, «когда речь идет об Интернете, мы по умолчанию настраиваемся на доверие»[722].

Поиск писателями-блогерами откровенного контакта с читателями, концептуализация онлайн-коммуникации как пути к избавлению от цинизма, взгляд на блоги как на инструменты невиданной ранее публичной искренности и доверия — в данном разделе я собрала воедино те суждения об искренности и дигитализации, которые получили в России наибольший общественный резонанс. При этом особое внимание уделялось мнениям профессионалов: писателей, критиков, теоретиков культуры, журналистов. Их голоса особенно звонко раздаются в публичных дебатах, однако они составляют только часть гораздо большей группы российских «онлайн-продюзеров», выступающих за возрождение искренности. Для полного понимания вопроса нам необходимо послушать и этот более масштабный хор онлайн-голосов.

«TOO MUCH, MR. PRIGOV!»: ВЗГЛЯД МЕДИА(ПРОД)ЮЗЕРА

На предшествующих страницах мы видели, что англоязычные блогеры используют понятие возрожденной искренности для обозначения самых разных культурных практик: от смешной песни до мультипликационного телесериала «Мой маленький пони». Столь же оживленные дискуссии о «новой искренности» ведутся и в российском Интернете. Студенты, школьники, офисные клерки выражают свои мнения по этому вопросу в блогах, твиттере, а также в других социальных сетях. Как и их зарубежные коллеги, они воспринимают понятие «новая искренность» не столько как полноценную теоретическую парадигму, сколько как инструмент для построения желаемой сетевой (политической, социальной, интеллектуальной и/или контркультурной) идентичности. Проще говоря, медиа(прод)юзеры используют это понятие, чтобы показать другим свою жизненную позицию.

Нельзя сказать, что участники сетевых дискуссий совсем незнакомы с суждениями экпертов, о которых шла речь до сих пор. Точно так же, как многие американские блогеры были хорошо осведомлены о теоретических дискуссиях по вопросам (пост)постмодернизма, российские сетевые адепты возрождающейся искренности часто неплохо разбираются в постсоветской критической теории. Блогер cyrill_lipatov (чей профиль указывает, что он русскоязычный украинский студент, живущий в Будапеште) весьма красноречиво дает это понять в посте, написанном летом 2012 года: «Сразу оговорюсь, я не признаю за новой искренностью статуса парадигмы. Too much, Mr. Prigov! <…> Жест новой искренности крайне обеднен. Он стыдится пафоса, не знает иронии, лишен искуса, избегает сложности. <…> Автоматическое письмо блогов, дискурс лайков. <…> Новая искренность интровертна до крайности аутизма. Этим, в условиях post-post, мы наивно стремимся достичь некой стабильной самоидентификации. И именно наивность разрешает нам эти попытки. <…> А потому, вот уже двадцать лет как новая искренность — лучший бренд. В политике, искусстве и маркетинге»[723]. В этой краткой заметке cyrill_lipatov удается объединить все спорные темы, прослеженные в моей книге. Он связывает искренность и с идеей памяти, и с коммодификацией, и с дигитализацией.

Пост cyrill_lipatov подводит нас к той области, в которой российские пользователи соцсетей обсуждают проблемы искренности еще более рьяно, чем их зарубежные коллеги. Я имею в виду современную политику. В путинской России, как показывали многие журналисты и исследователи, социальные сети являются пространством быстрого роста политической активности[724]. Российские пользователи социальных сетей охотно используют онлайн-платформы в качестве политических инструментов, чтобы инициировать конкретную гражданскую активность (об этом мы уже говорили), а также для обсуждения текущих политических событий. При этом они часто обращаются к риторике искренности. Так, например, в августе 2009 года блогер fragmaker задавался вопросом: «На смену путинскому снобизму приходит медведевская новая искренность?»