Иноземцы в России XVI–XVII вв. Очерки исторической биографии и генеалогии - [43]

Шрифт
Интервал

. 19 января 1687 г. юный жилец был переведен в стряпчие[364] и под этим чином упомянут в Боярских списках 1706[365] и 1712 гг.[366] К началу XVIII в. он занял высокое положение в дворянском сословии, располагая и добытым родителями в Сибири богатством. Иван Андреевич Барнышлев вошел, как и отец, в московское дворянство. Но внук купца Джона Барнсли в иерархии чинов поднялся выше А. А. Барнешлева. Сын якутского воеводы стал стряпчим, находился уже в Москве, выступая в рядах дворянского ополчения[367]. Отмечая отсутствие земель, он выезжал в поход «на коне с саблею и в саадаке, да человек с простым конем да человек в кошю с бердышем»[368]. Очевидно, от отца Иван Андреевич Барнышлев усвоил русскую грамотность. И Андрей Афанасьевич, и Иван Андреевич Барнышлевы хорошо писали по-русски.

Можно отметить, что Андрей Афанасьевич Барнышлев (тогда еще енисейский сын боярский) в письме к И. Ф. Голенищеву-Кутузову упоминал о дочерях. Судьба их неизвестна.

В целом в России от семейства Барнсли остались многочисленные потомки.

Знал ли Джон Барнсли в Великобритании о судьбах своих внуков: русских православных Барнышлевых и Деремонтовых, принадлежавших к московской знати; кальвинистов голландцев, уже скорее немцев, Марселисов, занявших одно из главенствующих мест среди иностранных предпринимателей в России, сказать сложно. Как отмечалось, он не принял революции и лишился владений. Можно отметить, что, согласно Олеарию, около 1650 г. в Барнсли-Холле в 126-летнем возрасте умер отец Джона — Вильям Барнсли-старший. Фамильные земли были конфискованы. Не исключено, что Джон Барнсли бежал из Англии и какое-то время находился в Голландии с семьей Фентцель. В период реставрации Джон Барнсли вернулся в Вустершир, где восстановил наследственные права на Барнсли-Холл. Сохранились документы: grant of denitizaon от июня 1661 г.[369] и завещание от 13 февраля 1661 г.[370] Cогласно им, в июне 1661 г. Джон Барнсли получил законодательное подтверждение на поместье[371]. В этот момент он перечислил родных, получивших права британского подданства: дочерей Катерину и Елизавету (являвшуюся на тот момент вдовой), а также четырех детей Елизаветы. Свою долю семейного наследства Джон Барнсли разделил между сыном, дочерьми и внуками[372]. В сохранившемся завещании указаны дочери (Катерина и Елизавета) и три внука, дети Елизаветы (Эндрю, Джон, Дороти). Кроме того, упомянут как владелец иных имений сын Генри[373]. Можно предположить, что для сына Джон Барнсли подготовил специальное завещание.


Родословная Барнсли в России

В целом история рода Барнсли подводит к выводам о различных аспектах пребывания иностранцев в России и их интеграции в русское общество.

Отметим частную деталь. Проявляется значительное сходство изложения событий дела Анны Барнсли в английской версии (посланиях родственников в Англии и купцов Московской компании) и в Записках Адама Олеария. Необыкновенная близость сведений между текстами английских и голштинского авторов дает основание для предположений о едином источнике информации. По наблюдениям Д. В. Лисейцева, информатором многих английских дипломатов и Адама Олеария являлся известный переводчик Посольского приказа Иван Фомин (Элмис, John Helmes, Алмазенов), англичанин, протестант[374].

Появление Ивана Фомина в России связано с приездом в Россию английского врача Ричарда Элмеса, поддержанного королевским двором. Доктор дважды бывал в России. Последний раз он выехал в 1588 г. и его 15-летний внук Иван Фомин, ставший переводчиком при деде, вступил в русскую службу. За долгие годы пребывания в России Иван Фомин превратился во влиятельную фигуру Посольского приказа: на него неоднократно возлагались дипломатические поручения, в том числе — главы миссий. Переводчик, вхожий в различные сферы русской бюрократии, располагал сведениями о том, где и в какое время состоится перекрещивание Анны Барнсли, мог прийти под стены монастыря и стать свидетелем хода таинства. Служащему Посольского приказа должны были быть известны и обстоятельства приема Джона Барнсли патриархом Филаретом (если он и не являлся сам переводчиком на аудиенции).

Иван Фомин (John Helmes) никогда не порывал связи с английским землячеством. С английскими купцами он отправил сына Ивана (также John Helmes) в Англию для обучения медицине[375]. Сохранились послания сына агенту Московской компании Абрахаму Ашу[376]. С наследником переводчика был знаком и Симон Дигби, называвший его Dr. Elmston. Очевидно, что Иван Фомин был крайне заинтересован в заступничестве и покровительстве сыну в Англии агентами Московской компании. Ивана Фомина более всего можно отождествить с человеком, описавшим Симону Дигби подробности обращения Анны.

Олеарий воспроизводит ту же картину, не будучи сам свидетелем перекрещивания. Голштинский посол посещал Россию в 1634, 1639, 1643, 1644 гг., а затем записывал доходившие до него из России слухи и известия. Окончательный вариант Записок он опубликовал в 1656 г.

В начале 1644 г. Олеарий лично встречался с Анной в ее доме и зафиксировал историю ее страданий. Однако первый рассказ об Анне появился уже в ранних изданиях Записок, когда английская протестантка еще находилась в монастыре. Таким образом, Олеарий уже до встречи с Анной знал о деталях произошедшего в ее жизни. Иван Фомин (переводчик с английского, шотландского и немецкого языков) имел множество оснований контактировать с Адамом Олеарием. (Как отмечалось, Д. В. Лисейцев видит участие Ивана Фомина в составлении Записок.)


Рекомендуем почитать
Конец длинного цикла накопления капитала и возможность контркапитализма

Системные циклы накопления капитала определяют тот глобальный контекст, в котором находится наша страна.


Япония в эпоху Хэйан (794-1185)

Составленное в форме хрестоматии исследование периода Хэйан (794-1185), который по праву считается временем становления самобытной национальной культуры. Основано на переводах текстов, являющихся образцами, как деловой документации, так и изящной словесности. Снабжено богатым справочным аппаратом. Для специалистов и широкого круга читателей, интересующихся историей и культурой Японии. Под редакцией И.С. Смирнова Составление, введение, перевод с древнеяпонского и комментарии Максим Васильевич Грачёв.


Сэкигахара: фальсификации и заблуждения

Сэкигахара (1600) — крупнейшая и важнейшая битва самураев, перевернувшая ход истории Японии. Причины битвы, ее итоги, обстоятельства самого сражения окружены множеством политических мифов и фальсификаций. Эта книга — первое за пределами Японии подробное исследование войны 1600 года, основанное на фактах и документах. Книга вводит в научный оборот перевод и анализ синхронных источников. Для студентов, историков, востоковедов и всех читателей, интересующихся историей Японии.


Оттоманские военнопленные в России в период Русско-турецкой войны 1877–1878 гг.

В работе впервые в отечественной и зарубежной историографии проведена комплексная реконструкция режима военного плена, применяемого в России к подданным Оттоманской империи в период Русско-турецкой войны 1877–1878 гг. На обширном материале, извлеченном из фондов 23 архивохранилищ бывшего СССР и около 400 источников, опубликованных в разное время в России, Беларуси, Болгарии, Великобритании, Германии, Румынии, США и Турции, воссозданы порядок и правила управления контингентом названных лиц, начиная с момента их пленения и заканчивая репатриацией или натурализацией. Книга адресована как специалистам-историкам, так и всем тем, кто интересуется событиями Русско-турецкой войны 1877–1878 гг., вопросами военного плена и интернирования, а также прошлым российско-турецких отношений.


«Феномен Фоменко» в контексте изучения современного общественного исторического сознания

Работа видного историка советника РАН академика РАО С. О. Шмидта содержит сведения о возникновении, развитии, распространении и критике так называемой «новой хронологии» истории Древнего мира и Средневековья академика А. Т. Фоменко и его единомышленников. Подробно характеризуется историография последних десятилетий. Предпринята попытка выяснения интереса и даже доверия к такой наукообразной фальсификации. Все это рассматривается в контексте изучения современного общественного исторического сознания и тенденций развития науковедения.


Германия в эпоху религиозного раскола. 1555–1648

Предлагаемая книга впервые в отечественной историографии подробно освещает историю Германии на одном из самых драматичных отрезков ее истории: от Аугсбургского религиозного мира до конца Тридцатилетней войны. Используя огромный фонд источников, автор создает масштабную панораму исторической эпохи. В центре внимания оказываются яркие представители отдельных сословий: императоры, имперские духовные и светские князья, низшее дворянство, горожане и крестьянство. Дается глубокий анализ формирования и развития сословного общества Германии под воздействием всеобъемлющих процессов конфессионализации, когда в условиях становления новых протестантских вероисповеданий, лютеранства и кальвинизма, укрепления обновленной католической церкви светская половина общества перестраивала свой привычный уклад жизни, одновременно влияя и на новые церковные институты. Книга адресована специалистам и всем любителям немецкой и всеобщей истории и может служить пособием для студентов, избравших своей специальностью историю Германии и Европы.