Иноземцы в России XVI–XVII вв. Очерки исторической биографии и генеалогии - [32]
Во всех текстах датской стороны Вильям Барнсли представлен жертвой гонений по делу Вальдемара. Единственной причиной опалы называлась служба графу.
Ответ русской стороны был иным. Московские власти, по крайней мере в датско-русских переговорах, категорически отказались признать зависимость ссылки от дела королевского сына. Дипломатически обойдя эту тему, власти устойчиво стремились представить процесс над Вильямом в другом свете. Послы сразу заявили: «Господа послы подлинно чають, что то не для господина Волдемра Христьяна учинено». В царской грамоте звучало: «А сослан онъ в Сибирь в великом государственномь дѣле». Наиболее вероятно, речь шла о «государеве деле», или иначе — «слове и деле государеве»[281]. Этот тип политических преступлений был связан с действиями или высказываниями, наносившими ущерб «государской чести».
Мы не знаем, что именно стоит за фразой «великое государственное дело». Материалов разбирательства над Вильямом Барнсли не сохранилось, следственное дело неизвестно. Под сомнением остается само ведение дознания. Наиболее вероятно, Вильям Барнсли был сослан в Сибирь без суда и следствия, на основании вынесенного царского приговора. Не располагая предъявленным ему обвинением, попытаемся высказать ряд предположений.
За термином «великое государственное дело» могло скрываться, как отмечалось, упоминание об инициативе царя Михаила Федоровича в заключении смешанного брака.
Кроме того, эта формула часто означала и оскорбление веры. Дискредитация основ православия видится одной из вероятных причин наказания Вильяма Барнсли. Действительно, в челобитной 1657 г. Вильям Барнсли указывал на конфессиональный мотив: «…Послан… в ссылку за крещенье православные християнские вѣры греческаго закону»[282]. Тема крещений, очевидно, присутствовала в его деле изначально. Как известно, поругание таинства крещения совершала Анна Барнсли. Кощунственное отношение к крещению по русскому обряду демонстративно проявлял и его сюзерен — граф Вальдемар. Участие Вильяма Барнсли в каждом из этих громких дел вполне логично и соответствовало его убеждениям. Не исключено, что совсем юный Вильям сопровождал требования освобождения сестры оскорблениями «русской» веры, выпадами против православия. В 1646 г. духовные власти могли припомнить все это Вильяму. Его вина могла быть усугублена в период Прений. Нетерпимость к православию англичанина, находящегося под покровительством графа Вальдемара, видимо, проявилась более явно. Датские протестанты, задерживаемые в России, пользуясь безнаказанностью, доходили до открытого богохульства. Например, члены свиты стреляли (21 мая 1645 г.) в надвратные иконы оказавшейся поблизости церкви Соловецких чудотворцев[283]. Казначей графа Вальдемара если сам и не присоединился к подобным бесчинствам, то мог оказаться виновным в них с точки зрения правительства. Таким образом, помимо собственных неблагочестивых поступков на него могли возложить вину за все непочтительные действия членов его семьи и окружения Вальдемара.
Безусловно, Вильям Барнсли всячески поддерживал отказ графа от перекрещивания, а это наряду со стремлением к выезду могло послужить основой обвинений и в государственной измене. В отношении этого типа преступлений правительство широко практиковало ссылку в Сибирь. Записки иностранцев пестрят упоминаниями о несчастных ссыльных — иностранных офицерах. Так, французский врач на севере в 1653 г. случайно встретил своего давнего знакомого, «лотарингского дворянина», которого он с трудом узнал. Француз был заподозрен в измене и отправлен в ссылку на три года[284]. Де Ченеда писал о немецком капитане, доставленном в Сибирь за просьбу выехать в свое отечество[285]. В целом русские власти с крайней неохотой выпускали иностранцев из страны[286]. Возвращение «служилых иноземцев» на родину нарушало традиционные взаимоотношения между московским государем и его подданными — русскими «служилыми людьми» (не имевшими права отъезда). Как отмечалось, просматриваются единые подходы властей к людям (как к русским, так и к иностранцам), произнесшим присягу монарху. Вильям Барнсли не был военным, однако он являлся сыном «московского торгового иноземца» (связанного ранее присягой с царем), а кроме того, видимо, и сам произносил присягу. Вероятно, перед выездом в Копенгаген он в присутствии пастора приносил заверения в честной службе государю и исполнении его интересов. Присяга и служба (как дипломата) дали основания властям распоряжаться судьбой юного коммерсанта по своему произволу.
Вильям Барнсли рассматривался властями подданным, соответственно подсудным только русскому законодательству. В отличие от своей сестры Анны, он никогда не принимал православия (напротив, он его порочил). Казалось, Вильям Барнсли мог рассчитывать на свободный выбор места пребывания. Тем не менее русское правительство трактовало характер взаимоотношений англичанина с московским монархом принципиально иначе. В данном случае решающую роль сыграла уже иная грань русского подданства: территория. Вильям Барнсли родился на Святой Руси.
