Иноземцы в России XVI–XVII вв. Очерки исторической биографии и генеалогии - [33]

Шрифт
Интервал

Как и ранее, прослеживается многовариантность трактовок принадлежности Вильяма Барнсли. Внутри своей семьи он воспринимался англичанином, связанным узами подданства с королем. Джон Барнсли в 1642 г., а также и сам Вильям в 1646 г. апеллировали к сохраненному британскому подданству потомка рода Барнсли. Очевидно, Вильям Барнсли не идентифицировал себя с Россией, где прошла вся его жизнь. Он связывал себя с Великобританией, страной, которую так и не увидел. Датский король готов был признать Вильяма своим подданным как дворянина графа Вальдемара. Но все эти мнения не заинтересовали русское правительство. Покинуть Россию Вильям Барнсли не смог.

Безусловно, тема выезда стала роковой для семьи Барнсли. Анна Барнсли не была выпущена, несмотря на многолетнюю борьбу. С большим трудом удалось добиться отъезда Джону Барнсли (переходом из «московского торгового иноземца» в иностранного; но вскоре позиция властей к английским купцам круто поменялась: если ранее Джона Барнсли не выпускали из России, то после 1649 г. не впускали). Вильям Барнсли был задержан еще в 1642 г. Быть может, он уже тогда находился под подозрением. В 1646 г., заговорив об отъезде вновь, он серьезно пострадал. Его направили на далекую восточную окраину России, откуда побег был немыслим.

Совершенно неожиданный мотив ссылки Вильяма Барнсли вводит Самуил Коллинс (не упоминая дел ни Анны, ни Вальдемара, ни измены). Через 20 лет царский доктор передавал романтическую историю о связи красавца из Барнсли-Холла и молодой жены престарелого Б. И. Морозова[287]. Английский врач писал о флирте британского дворянина с дочерью Ильи Даниловича Милославского — Анной Ильиничной (сестрой царицы, свояченицей Алексея Михайловича). Как справедливо отмечает Е. В. Вершинин[288], брак влиятельнейшего Б. И. Морозова состоялся в 1648 г., в то время как Вильям Барнсли с 1646 г. находился в Сибири. Юный англичанин не мог поколебать семейные устои знатного вельможи. Представить эти ухаживания иностранца-протестанта за Анной Ильиничной Милославской до ее замужества более чем сложно[289]. Можно очень осторожно предположить, что избранное число иностранцев (неизвестно при этом, входил ли в него Вильям Барнсли) было допущено в дом Ильи Даниловича Милославского. Московский дворянин принадлежал к тому же кругу русской знати, что и Б. И.Морозов. И. Д.Милославский покровительствовал иноземцам, в частности Андрею Виниусу (до его разрыва с Петром Марселисом), нанимал иностранных специалистов в Голландии (возглавляя посольство 1646–1647 гг. в Голландию), чуть позже управлял Иноземским приказом, впоследствии и сам обзавелся железоделательным заводом. Давали ли его приятельские отношения с рядом «некрещеных иноземцев» возможность случайной встречи дочери и англичанина, мы никогда не узнаем. Безусловно лишь, что, если существовала хоть какая-то связь кальвиниста Вильяма Барнсли с представительницей русской знати, она были кощунственна в глазах русских и опасна для иностранца. Очевидно также, что слухи о любовных похождениях Вильяма Барнсли, записанные позже Самуэлем Коллинсом[290], распространялись при дворе и в английском землячестве. Какая под ними реальная основа, сказать невозможно. (В записках Самуэла Коллинса содержится немало мифов.)

Но можно быть уверенным, что Вильям Барнсли неоднократно пересекался с Б. И. Морозовым (еще не женатым на Анне Ильиничне Милославской). Безусловно, истовый английский кальвинист и набожный православный русский аристократ встречались на торжествах при дворе графа Вальдемара. Вильям был среди тех, кто противился переходу графа в православие, возможно открыто споря с будущим регентом. Кроме того, Вильям Барнсли был свидетелем (если не инициатором) оскорбления Б. И. Морозова, с позором выгнанного с приема. Придя к власти, наставник Алексея Михайловича, в таком случае движимый чувством ущемленного достоинства, отомстил обидчику.

Складывается ощущение, что царская резолюция по делу Вильяма Барнсли была вынесена под увещеванием доверенного лица государя, имеющего весомые основания лично недолюбливать англичанина. За спиной верховного правителя в выработке окончательного решения на заседании Боярской думы, видимо, стоял человек, стремившийся наказать заносчивого потомка рода Барнсли. Вершителями судьбы Вильяма Барнсли могли стать и Б. И. Морозов и И. Д. Милославский. Побудительным мотивом могло быть нарушение чести, замешанное на ревности, как и спектр всех возможных обвинений по «слову и делу государеву». До сих пор неясно, что именно послужило решающим фактором при определении участи Вильяма: преступление против веры, нравственности или измена и оскорбление чести государя или высших должностных лиц.

Если Вильям Барнсли действительно имел влиятельных недоброжелателей среди главных фигур в государстве, рассчитывать на смягчение приговора было невозможно. К моменту получения королевских посланий Б. И. Морозов и И. Д. Милославский являлись ближайшими родственниками государя (и друг друга). Ответ русской стороны датскому правительству был предрешен. Власти совершенно не намерены были менять вынесенные определения. Прошение датского короля было жестко отклонено. Обоснованием непримиримого отказа явилось подданство — как отмечалось, ключевая проблема для многих представителей семьи Барнсли в России. Ответное царское послание гласило: «…Объявляемъ, Вилим Берньсли нашь царьского величества подданои и родился в нашем Московскомъ государстве. А сослан онъ в Сибирь в великом государственномь дьле. И всякое государь в своемъ государстве волен и которой нашъ царьского величества холоп какова наказанья или казни за ево вину по нашему царьского величества уложенью будет достоин, то ему, Вилиму и учинить»


Рекомендуем почитать
Конец длинного цикла накопления капитала и возможность контркапитализма

Системные циклы накопления капитала определяют тот глобальный контекст, в котором находится наша страна.


Япония в эпоху Хэйан (794-1185)

Составленное в форме хрестоматии исследование периода Хэйан (794-1185), который по праву считается временем становления самобытной национальной культуры. Основано на переводах текстов, являющихся образцами, как деловой документации, так и изящной словесности. Снабжено богатым справочным аппаратом. Для специалистов и широкого круга читателей, интересующихся историей и культурой Японии. Под редакцией И.С. Смирнова Составление, введение, перевод с древнеяпонского и комментарии Максим Васильевич Грачёв.


Сэкигахара: фальсификации и заблуждения

Сэкигахара (1600) — крупнейшая и важнейшая битва самураев, перевернувшая ход истории Японии. Причины битвы, ее итоги, обстоятельства самого сражения окружены множеством политических мифов и фальсификаций. Эта книга — первое за пределами Японии подробное исследование войны 1600 года, основанное на фактах и документах. Книга вводит в научный оборот перевод и анализ синхронных источников. Для студентов, историков, востоковедов и всех читателей, интересующихся историей Японии.


Оттоманские военнопленные в России в период Русско-турецкой войны 1877–1878 гг.

В работе впервые в отечественной и зарубежной историографии проведена комплексная реконструкция режима военного плена, применяемого в России к подданным Оттоманской империи в период Русско-турецкой войны 1877–1878 гг. На обширном материале, извлеченном из фондов 23 архивохранилищ бывшего СССР и около 400 источников, опубликованных в разное время в России, Беларуси, Болгарии, Великобритании, Германии, Румынии, США и Турции, воссозданы порядок и правила управления контингентом названных лиц, начиная с момента их пленения и заканчивая репатриацией или натурализацией. Книга адресована как специалистам-историкам, так и всем тем, кто интересуется событиями Русско-турецкой войны 1877–1878 гг., вопросами военного плена и интернирования, а также прошлым российско-турецких отношений.


«Феномен Фоменко» в контексте изучения современного общественного исторического сознания

Работа видного историка советника РАН академика РАО С. О. Шмидта содержит сведения о возникновении, развитии, распространении и критике так называемой «новой хронологии» истории Древнего мира и Средневековья академика А. Т. Фоменко и его единомышленников. Подробно характеризуется историография последних десятилетий. Предпринята попытка выяснения интереса и даже доверия к такой наукообразной фальсификации. Все это рассматривается в контексте изучения современного общественного исторического сознания и тенденций развития науковедения.


Германия в эпоху религиозного раскола. 1555–1648

Предлагаемая книга впервые в отечественной историографии подробно освещает историю Германии на одном из самых драматичных отрезков ее истории: от Аугсбургского религиозного мира до конца Тридцатилетней войны. Используя огромный фонд источников, автор создает масштабную панораму исторической эпохи. В центре внимания оказываются яркие представители отдельных сословий: императоры, имперские духовные и светские князья, низшее дворянство, горожане и крестьянство. Дается глубокий анализ формирования и развития сословного общества Германии под воздействием всеобъемлющих процессов конфессионализации, когда в условиях становления новых протестантских вероисповеданий, лютеранства и кальвинизма, укрепления обновленной католической церкви светская половина общества перестраивала свой привычный уклад жизни, одновременно влияя и на новые церковные институты. Книга адресована специалистам и всем любителям немецкой и всеобщей истории и может служить пособием для студентов, избравших своей специальностью историю Германии и Европы.