Империя в поисках общего блага. Собственность в дореволюционной России - [38]
Как указывали сторонники контроля над лесным хозяйством, ключевое разногласие между частными землевладельцами и государством было связано с расхождением во мнениях относительно сущности прав собственности. Либеральные, бюрократические и «профессиональные» представления о собственности исходили из абстрактных правовых принципов, постулировавших ограниченную природу личных прав собственности. Выступая за ограничение прав собственности, предприниматель и публицист либерально-славянофильского толка Александр Кошелев напоминал, что собственность на землю всегда ограничивалась рядом условий: «…мы платим более или менее высокие подати; для проложения дорог, для прорытия каналов, для устройства разных общеполезных заведений – ее от нас отчуждают; в городах и даже в селениях наши права по возведению построек подвергаются различным ограничениям; на мельницах владельцы не могут держать воду выше известного уровня; на реках устройство плотин в видах свободы плавания и сгонки плотов весьма стеснено. Одним словом, поземельная собственность везде ограничена и не может не быть таковой. Она полна только на необитаемых островах и в степях, то есть там, где ее собственно нет; а чем страна более развивается, более населяется и более обрабатывается, тем ограничения умножаются и разнообразятся». Прогресс и развитие принесут с собой новые ограничения на право собственности, утверждал Кошелев, и «можно желать и требовать» только того, чтобы эти ограничения были справедливыми и разумными[241].
Большинство либералов с готовностью соглашалось с необходимостью ограничения частной собственности ради общих интересов, однако, как указывалось в популярном журнале «Вестник Европы», русское общество не понимало, что права частных собственников являются ограниченными по самой своей природе. «Здравые понятия о свойстве и пределах права собственности распространены у нас так мало, что декламации о замышляемом его нарушении легко могли найти для себя благодарную почву; наивные люди могли поверить, что обязательное сбережение лесов составляет посягательство на частную собственность, а ловкие люди могли воспользоваться этой верой»[242]. Дворяне, противившиеся вмешательству государства в управление их достоянием, не желали признавать, что их права собственности могут быть ограничены, особенно в том, что касается земли и ее даров. В этом отношении дискуссия о лесах ярко выявляет противоречие между консервативно-аристократическими и «буржуазными» представлениями о собственности, описанное Карлом Мангеймом (и проявившееся в цитированных выше словах Александра Шишкова). С точки зрения знати, «подлинная собственность» была связана с ее владельцем совершенно иным образом: она была тесно связана с его личной честью и в этом смысле не могла быть отчуждена. «Старое» отношение к имуществу отражает в себе особую «близость» между собственностью и владельцем, очевидным образом исключающую вмешательство или посягательство[243].
Несмотря на четкий водораздел, проходивший между интересами консервативной знати и интересами либералов и экспертов-профессионалов, имелись и «уклонисты», по крайней мере в либеральном лагере. Не подлежит сомнению, что русская либеральная мысль 1870‐х и 1880‐х годов с ее упором на частную собственность и индивидуальные права дистанцировалась от классического свободно-рыночного либерализма, находясь под влиянием немецкой политической и юридической мысли с ее идеей подчинения личных интересов общему благу. Однако даже среди либералов еще находились защитники личных свобод. Выдающийся политический теоретик и историк Борис Чичерин в своей работе «Собственность и государство», опубликованной в 1881 году, декларировал, что «борьба против индивидуализма есть борьба против свободы»[244]. Либеральный «Вестник Европы» объявил точку зрения Чичерина, которую использовали критики законопроекта о лесах, одним из «житейских и научных предрассудков», препятствующих прогрессивному движению в сторону ограничения частных интересов[245].
Идея государственного контроля над частным лесным хозяйством не нашла полной поддержки и в правительственных кругах. Кодификационный отдел (Второй отдел Собственной е. и. в. канцелярии), в котором трудились опытные юристы, расценил альтернативные проекты лесного закона[246] как неприемлемые, потому что они нарушали установленное «законом принципа права собственности без настоятельной в том… необходимости»[247]. Изобретая аргументы в поддержку ограничения прав собственности, чиновники из Министерства государственных имуществ опирались как на прогрессивную риторику либералов, которые безоговорочно поддерживали государственную инициативу и сетовали лишь на ее нерешительность, так и на монархическую аргументацию, находившуюся в резком контрасте с прогрессивным духом либералов. Эту идеологическую неопределенность или, точнее, отсутствие конкретной идеологии иллюстрируют два составленных в министерстве черновика «пояснительной записки». Их авторы пытаются доказать, что собственность не является застывшим институтом, неизменным и неприкосновенным. В одной из записок приводится анализ недавних процессов в российской экономике и обществе, преобразовавших собственность, освободивших ее от старых сдержек и наложивших на нее новые ограничения, – главным образом в сферах водных путей и железнодорожного строительства. Эти многочисленные сдержки и ограничения в итоге уравновесили друг друга. Уступки в сфере прав собственности носили взаимный характер: «Стеснения, которые один несет в пользу всех, вознаграждаются ему массой других стеснений, которые все несут в его пользу»
