Империя в поисках общего блага. Собственность в дореволюционной России - [35]

. Как писал в октябре 1863 года П. А. Валуев, помещики старались «сбывать оные (леса) без всякого соображения не только с необходимыми экономическими началами, но и с действительной ценностью материала»[217]. Чтобы предотвратить стремительное и полное сведение лесов, правительство решило помочь дворянам защитить их лес от краж; предполагалось, что это станет первым шагом, предпосылкой к регулированию частного лесного хозяйства[218]. В 1864 году Министерство внутренних дел во главе с Валуевым, опытным бюрократом и активным участником Великих реформ, составило первый проект закона, преследовавшего две эти цели: защитить леса от незаконных крестьянских порубок и ограничить право дворян сводить леса там, где их было мало, или там, где без них было не обойтись. Эта вторая часть проекта, вторившая недавней крестьянской реформе, была достаточно враждебно встречена частными землевладельцами. Министерство, стремясь заручиться общественной поддержкой своего проекта, решило выяснить мнение местных органов самоуправления. Все земства единодушно поддержали инициативу государства по охране помещичьих лесов и так же решительно раскритиковали вторую часть проекта, предполагавшую соблюдение новых правил ведения лесного хозяйства. «Вмешательство» государства в частную экономику дворян-землевладельцев было воспринято как «несправедливое» посягательство на право частной собственности, о чем писали представители Костромской, Новгородской, Ярославской, Рязанской, Харьковской, Калужской, Орловской, Смоленской, Екатеринославской и других губерний[219]. Это представлялось тем более несправедливым, поскольку леса нередко давали обедневшим дворянам последнюю надежду свести концы с концами, в то время как «правильное ведение лесного хозяйства» (картографирование лесов, вычисление их роста, составление планов порубок) требовало серьезных капиталовложений и знаний. В идеологическом плане, продолжали эти представители, данная реформа повлечет за собой полную девальвацию права собственности[220] и потому не только приведет к уничтожению лесов, но и может «поколебать самое основание государственного строя»[221].

Перед лицом такого мощного сопротивления со стороны дворянства правительство отказалось от второй части проекта. В мае 1867 года оно приняло закон о защите частных лесов, позволявший помещикам нанимать вооруженную лесную охрану, наделенную полномочиями государственных служащих, и усиливавший ответственность за кражу леса. Возможно, эта мера и отпугнула крестьян от дворянских лесов, но она не замедлила уничтожение лесов самими помещиками. Несколько лет спустя Министерство государственных имуществ пессимистически отмечало, что дворяне продолжают крупномасштабную вырубку лесов, которая в ближайшем будущем едва ли прекратится при отсутствии государственного вмешательства. Дворяне просто не знали, как управлять своими поместьями: «Приобретение этих знаний, усвоение этих качеств и привычек требует продолжительного времени», в течение которого дворяне будут удовлетворять свои непосредственные потребности за счет продажи леса[222]. У правительства имелись две возможности спасти леса: либо выкупить их, либо регулировать использование частных лесных ресурсов. Однако второй из этих вариантов не сводился к одному только государственному контролю над определенными типами земельных угодий и ограничению прав собственности. По сути, реформа лесного хозяйства требовала серьезных социальных и культурных преобразований. Она исходила из того, что дворяне – как отмечало министерство – вернутся в деревню, поселятся в своих имениях вместо того, чтобы растрачивать деньги в столицах, и обучатся рациональным приемам ведения своего хозяйства.

Лишь немногие русские дворяне, вдохновляясь идеями местного самоуправления и представлениями о том, что истинное призвание дворянства – забота о совершенствовании сельской экономики, возвращались в свои вотчины. В 1867 году в свое поместье в черноземной Тамбовской губернии, всегда считавшейся землей изобилия, вернулся князь Виктор Илларионович Васильчиков – генерал, государственный деятель и бывший товарищ военного министра. Открывшаяся ему картина разорения стала для него настоящим шоком. В 1840‐е годы, когда Васильчиков впервые побывал в тех местах, поместье окружали леса. Тридцать лет спустя пейзаж изменился до неузнаваемости: «Если бы подняться теперь на воздушном шаре, как Гамбетта, над моим имением, то местность представилась бы нам в виде обширной однообразной равнины, прорезанной по разным направлениям глубокими оврагами и лощинами, в средине которых виднеется группа моих лесов, тщательно охраняемых и оберегаемых, а кругом их совершенное безлесье». Там, где прежде текли реки, ныне пересохшие, пролегали овраги, а мостами через эти овраги и лощины пользовались лишь в период половодья; названия деревень – «Ключи» – напоминали о существовании исчезнувших ручьев. «Что ожидает нас в будущем? Безводие!» – сетовал Васильчиков. Его попытки заводить речь об обезлесении на земских собраниях, в дворянских обществах и на съездах сельских хозяев сталкивались с сопротивлением и осуждались как социалистическая пропаганда против частной собственности. Все же он надеялся найти поддержку среди читателей популярного журнала «Отечественные записки»: «Отчего же должны мы молча смотреть на окончательный свод всех лесов, когда последствием такого применения права собственности должна быть гибель всей страны, а не одного лишь города или деревни?»