Империя в поисках общего блага. Собственность в дореволюционной России - [120]
Почему же проект формирования культурного наследия не получил полноценного признания со стороны правительства? Мы начали разбор этого процесса с того, что выявили различие между представлениями о художественной ценности, свойственными экспертам, прихожанам, священникам и частным собственникам. Хотя в каждой из этих групп можно обнаружить множество разных представлений о прошлом, различия между группами, например между экспертами и императорским двором или правительством, все же были значительны и ощутимы. Взгляды двора, как блестяще показывает Катерина Кларк, проявились в безвкусной пышности юбилейных торжеств 1913 года[907], за которыми последовал арест Брягина за покупку икон в церкви, санкционированный и одобренный правительством. Выражая симпатию к красоте прошлого, поддерживая деятельность Императорской Археологической комиссии по охране памятников и финансируя ряд ее проектов и начинаний, двор и правительство не признавали методов присвоения истории и искусства, применявшихся экспертами. Не существовало возможности создать императорское Министерство искусства и культуры, которое бы взяло под свое крыло всех персонажей нашего рассказа – художников, коллекционеров, архитекторов и художественных критиков, – но, как выяснилось впоследствии, вполне возможным оказался соответствующий народный комиссариат. Многие из российских специалистов по искусству после революции получили для себя институциональное пристанище, о котором так долго мечтали.
Двусмысленное отношение экспертов к государству и их разногласия в плане художественных и политических представлений делают проблематичной (и даже невозможной) попытку описать их деятельность посредством тех или иных политических ярлыков – таких, как «либерализм», «популизм» или «консерватизм». Как, вероятно, уже заметил читатель, люди, сознательно или непреднамеренно принимавшие участие в формировании общего художественного достояния, имели самые разные и зачастую несовместимые художественные вкусы и политические взгляды: Мария Тенишева и Прасковья Уварова, Сергей Дягилев и Петр Покрышкин принадлежали к разным поколениям и социальным кругам. Порой, как, например, у П. М. Третьякова, радикализм в творческой сфере сочетался с политическим консерватизмом, который часто замалчивали поклонники Третьякова из числа народников и либералов[908]. Опровергает ли эта пестрота политических идеологий мою изначальную посылку о том, что понятие общественного достояния являлось по своей сути либеральным? Вовсе нет. Разумеется, с политической точки зрения не было ничего либерального в защите церквей от уничтожения (как и в охране лесов) или в попытках остановить вывоз древностей (как и в намерении сделать воды доступными для их промышленной эксплуатации). Тем не менее идея превратить искусство в собственность нации подрывала монаршие привилегии, в то время как желание заставить государство заниматься развитием культуры вместо того, чтобы быть собственником этой культуры, отвечала идеям нового либерализма[909]. Обсуждение художественной собственности и национального наследия зарождало в общественном сознании представление о нации как об иной сущности, отличной от государства, о нации как о носителе прав и свобод и хозяине своих культурных активов. Наконец, реформа прав собственности, инициированная проектами национализации искусства, в основе своей носила либеральный характер, а либеральные политики, как будет показано в следующей главе, в начале XX века с готовностью участвовали в кампании за передачу культурных (как художественных, так и литературных) богатств в ведение общественности.
Часть 3. «Деревеньки на Парнасе»
Глава 6
Писатели и читатели
Когда речь заходит об искусстве и культуре, традиционные юридические понятия зачастую перестают работать. Ценность произведений искусства зависит не от их материальной стоимости. Их значение, а следовательно, и ценность определяются экспертами и ценителями – их мнение придает этим произведениям особый статус и требует принятия специальных правовых норм по обращению с ними и передаче из рук в руки. Никто не вправе свободно распоряжаться своей собственностью, если она обладает исторической или художественной ценностью, и чем выше эта ценность, тем больше ответственность, возложенная на владельцев.
«Национальное наследие» – понятие относительно недавнее: представление об «особой» ценности объектов культуры было порождено Просвещением и последующим развитием исторической науки, археологии и художественной критики. В XIX веке русские археологи и искусствоведы оказались втянуты в дискуссию о юридических проблемах в связи с предметами культурного значения. Утверждалось, что особый статус национального наследия проистекает из вневременного характера предметов истории и искусства, доставшихся потомству от прежних поколений. Представление о развитии культуры как о кумулятивном процессе повлекло за собой переоценку материальных объектов и их общественной ценности, в то время как новая политическая идеология с ее социальной направленностью поставила под сомнение идеи собственнического индивидуализма. Считалось, что индивидуум соотносится с обществом так же, как отдельные поколения – с историей нации.
В своей новой книге видный исследователь Античности Ангелос Ханиотис рассматривает эпоху эллинизма в неожиданном ракурсе. Он не ограничивает период эллинизма традиционными хронологическими рамками — от завоеваний Александра Македонского до падения царства Птолемеев (336–30 гг. до н. э.), но говорит о «долгом эллинизме», то есть предлагает читателям взглянуть, как греческий мир, в предыдущую эпоху раскинувшийся от Средиземноморья до Индии, существовал в рамках ранней Римской империи, вплоть до смерти императора Адриана (138 г.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
На основе многочисленных первоисточников исследованы общественно-политические, социально-экономические и культурные отношения горного края Армении — Сюника в эпоху развитого феодализма. Показана освободительная борьба закавказских народов в период нашествий турок-сельджуков, монголов и других восточных завоевателей. Введены в научный оборот новые письменные источники, в частности, лапидарные надписи, обнаруженные автором при раскопках усыпальницы сюникских правителей — монастыря Ваанаванк. Предназначена для историков-медиевистов, а также для широкого круга читателей.
В книге рассказывается об истории открытия и исследованиях одной из самых древних и загадочных культур доколумбовой Мезоамерики — ольмекской культуры. Дается характеристика наиболее крупных ольмекских центров (Сан-Лоренсо, Ла-Венты, Трес-Сапотес), рассматриваются проблемы интерпретации ольмекского искусства и религиозной системы. Автор — Табарев Андрей Владимирович — доктор исторических наук, главный научный сотрудник Института археологии и этнографии Сибирского отделения РАН. Основная сфера интересов — культуры каменного века тихоокеанского бассейна и доколумбовой Америки;.
Грацианский Николай Павлович. О разделах земель у бургундов и у вестготов // Средние века. Выпуск 1. М.; Л., 1942. стр. 7—19.
Книга для чтения стройно, в меру детально, увлекательно освещает историю возникновения, развития, расцвета и падения Ромейского царства — Византийской империи, историю византийской Церкви, культуры и искусства, экономику, повседневную жизнь и менталитет византийцев. Разделы первых двух частей книги сопровождаются заданиями для самостоятельной работы, самообучения и подборкой письменных источников, позволяющих читателям изучать факты и развивать навыки самостоятельного критического осмысления прочитанного.
В апреле 1920 года на территории российского Дальнего Востока возникло новое государство, известное как Дальневосточная республика (ДВР). Формально независимая и будто бы воплотившая идеи сибирского областничества, она находилась под контролем большевиков. Но была ли ДВР лишь проводником их политики? Исследование Ивана Саблина охватывает историю Дальнего Востока 1900–1920-х годов и посвящено сосуществованию и конкуренции различных взглядов на будущее региона в данный период. Националистические сценарии связывали это будущее с интересами одной из групп местного населения: русских, бурят-монголов, корейцев, украинцев и других.
Коллективизация и голод начала 1930-х годов – один из самых болезненных сюжетов в национальных нарративах постсоветских республик. В Казахстане ценой эксперимента по превращению степных кочевников в промышленную и оседло-сельскохозяйственную нацию стала гибель четверти населения страны (1,5 млн человек), более миллиона беженцев и полностью разрушенная экономика. Почему количество жертв голода оказалось столь чудовищным? Как эта трагедия повлияла на строительство нового, советского Казахстана и удалось ли Советской власти интегрировать казахов в СССР по задуманному сценарию? Как тема казахского голода сказывается на современных политических отношениях Казахстана с Россией и на сложной дискуссии о признании геноцидом голода, вызванного коллективизацией? Опираясь на широкий круг архивных и мемуарных источников на русском и казахском языках, С.
Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.
В начале 1948 года Николай Павленко, бывший председатель кооперативной строительной артели, присвоив себе звание полковника инженерных войск, а своим подчиненным другие воинские звания, с помощью подложных документов создал теневую организацию. Эта фиктивная корпорация, которая в разное время называлась Управлением военного строительства № 1 и № 10, заключила с государственными структурами многочисленные договоры и за несколько лет построила десятки участков шоссейных и железных дорог в СССР. Как была устроена организация Павленко? Как ей удалось просуществовать столь долгий срок — с 1948 по 1952 год? В своей книге Олег Хлевнюк на основании новых архивных материалов исследует историю Павленко как пример социальной мимикрии, приспособления к жизни в условиях тоталитаризма, и одновременно как часть советской теневой экономики, демонстрирующую скрытые реалии социального развития страны в позднесталинское время. Олег Хлевнюк — доктор исторических наук, профессор, главный научный сотрудник Института советской и постсоветской истории НИУ ВШЭ.