Иллюзии ночей - [19]

Защитница Клара улыбнулась и мысленно поклялась, что оградит трогательно-трагичную пару от преждевременных посягательств жены – третьей лишней на жарком Судакском курорте.

Каждый день на просьбу пригласить к телефону мужа она придумывала всевозможные отговорки – часто даже в присутствии самих Аврелия и Всеславы, что, несомненно, придавало лжи извращённую жертвенность и нездоровую пикантность. Клара смаковала свою роль защитницы, стража греховной любви... Она представляла себя сообщницей тайных любовников, покровительницей, негласной хранительницей их счастья.

Через неделю в бесстрастном недовольном голосе жены Макушева внезапно взорвались эмоции. Почти на прерывистом плаче она произнесла:

– Тогда передайте... передайте ему... что наш ребёнок... наша дочь...

И связь оборвалась.

– Что – ваша дочь? – запоздало спросила Клара, слушая пронзительные короткие гудки. – Что – ваша дочь?! Алло! Вы слышите, нет? Перезвоните сюда, пожалуйста!

Трубка нерешительно улеглась в гнездо телефонного аппарата.

«Что – дочь? – думала Клара Аничкина, в холоде плохих предчувствий ожидая повторного звонка. – Заболела? Выиграла в конкурсе? Умерла?.. Она умерла или... её изнасиловали, убили?.. Ну, хоть бы словечко успела сказать! Ладно, сегодня я Аврелию ничего не скажу, а завтра выясню, что случилось с дочерью и тогда деликатно ему сообщу... Он сорвётся с места, оставит Всеславу одну, и между ними всё кончится. Если он, конечно, любит свою дочь. Почему я уверена, что любит? Да, в конце концов, она – его кровиночка, а Всеслава кто? Просто любовница, их вон целое море здесь купается таких. Правда, Всеслава приехала с ним... Видно, у них давняя связь, просто там им приходилось её скрывать, а тут запреты рухнули, и они оба не могут напиться этой удачей, этой открытостью и тем, что они всё время вместе... Но что случилось с его дочерью-то, а? Точно заболела или умерла. Я должна сказать ему. Я ему даже сегодня скажу. Хотя нет. Пусть походит последний день счастливым. А завтра жена позвонит, и я ему передам трубку».

На этом она успокоилась и почти с прежним умилением и проникновением в их любовь проводила пару расслабленно-нежным взглядом... в котором, однако, уже наметилась тень неприятного сомнения.

Вечер жарил. Выйдя из отеля и втянув в себя солёность ветра пополам со сладко-кислой жарой, Клара облегчённо улыбнулась: как всегда, здесь хорошо и спокойно, и погода не заставляет думать о себе плохо, потому что плечи открыты, руки впитывают солнце, и походка лёгкая, быстрая или плавная, но тоже быстрая, и тень от голоствольных тополей едва холодит. И заросли шелковицы, чьи ягоды чернеют среди снопов листьев, соблазняет спелостью, а вверху приправленное белыми облаками многообещающе синее небо с чёрточками птиц и вертолётов, а на море...

Клара глубоко вздохнула, насыщаясь зноем и прохладой. На море вблизи – блаженно купающиеся, а вдали – красавцы корабли, делающие вид, что они хозяева поверхности воды. Может быть, и хозяева. Скорее всего, - вечные враги или идолопоклонники.

Босые ноги девушки, презревшей босоножки, медленно наступали на крупную обкатанную гальку. Возле опоры очередного понтона она заметила прозрачное желе - вытолкнутую из воды маленькую медузу.

– Что, озябла, дурашка? – спросила Клара.

Медузка подрагивала тонкой кожицей – неужели ещё жива? Клара наклонилась к ней и вдруг услышала позади себя знакомые голоса.

– Что с тобой, Аврелий? Ты сегодня какой-то грустный. Ты устал от меня?

– С чего ты взяла?

– Так, по мелочам.

Долгое молчание. Запах дыма от сигарет. Потом его слова:

– Соскучился.

– По кому?

– По детям. По семье.

– Но мы здесь всего третью неделю – неужели тебе так плохо со мной?

– Да нет, замечательно... Но я всё время думаю о них.

Снова молчание. Дрожала у ног Клары умирающая медуза. Неужели и у них умирает?

– Аврелий, дома всё должно быть нормально. Отдыхают, носятся по улицам, купаются...

– Да. Но они – часть меня. Я не могу о них не думать.

– Конечно.

– Не обижайся, Всеслава.

– Я не обижаюсь.

Молчание. Её голос в хрипотце страдания:

– Мне просто больно, Аврелий.

– Мне жалко тебя, Всеслава... И вообще... Пойду-ка окунусь, ладно? А ты позагорай. Я скоро.

Стукающие о гальку шаги и прерывистое дыхание оставленной на берегу женщины.

«Ну и ну! – ахнула Клара Аничкина. – Вон он как обращается с ней... Может, не стоило мне врать жене Макушева? Ведь что-то же случилось с его дочерью... Неправильно всё это стало...»

Она дождалась, пока Аврелий не вернулся к Всеславе, и ушла только при звуке поцелуя и скупых тихих слов мужчины: «Моя хорошая, прости...» Она ему нужна. Надолго ли? Накрепко? И необходимо ли? Всё это становится почему-то гадким. Интересно, а если бы Клара была на месте жены Макушева?.. Девушка содрогнулась и нахмурившись, толкнула калитку во двор своего дома. Её царапало весь остаток вечера, ночь и утро. Днём работа смазала царапины мазью суеты.

Жена Макушева в этот раз не позвонила, а Аврелий и Всеслава уехали до вечера на горный водопад с экскурсией. Клара увидела их лишь следующим утром, когда они шли на завтрак, – умиротворённые, щебечущие, восхищающиеся друг другом и красивые, как никогда.