Идеи о справедливости: шариат и культурные изменения в русском Туркестане - [99]

. Ответчик был вызван в народный суд, который вынес решение в пользу мутаваллия[727]. Как и Хидир ‘Али Ходжа, Нур-Мухаммад пытался добиться отмены решения суда, заявляя, что унаследовал спорный участок земли от покойного брата, который в действительности и передал землю в вакф. Ответчик также указал, что в его распоряжении имеются документы, свидетельствующие о переустройстве якобы уже построенных на участке лавок по всем правилам города Ташкента. При этом Нур-Мухаммад подчеркнул, что может предоставить доказательства своего права собственности на лавки как по исламским, так и по имперским законам (шари‘ат буйинча ва хам низамга мувафик далил ва худжджатлар), и потребовал пересмотра решения съездом народных судей[728]. Через три недели после подачи прошения Нур-Мухаммад вновь обратился в суд. На этот раз он воспользовался услугами грамотного помощника, чтобы составить прошение на русском языке. Помимо аргументов в свою пользу, Нур-Мухаммад, как и Хидир ‘Али Ходжа, указал в прошении, что народным судам подсудны лишь дела физических лиц, в то время как истец-мутаваллий действует от лица «магометанского духовного учреждения». Нур-Мухаммад также сослался на Устав гражданского судопроизводства, согласно которому надзор за вакфами должно осуществлять имперское казначейство, а дела о вакфах подведомственны военному окружному суду. Наконец, Нур-Мухаммад сослался на прецедентное дело о вакфе ‘Исы Ходжи кази-калана[729]. Съезд казиев пересмотрел предыдущее решение народного суда и в итоге признал его обоснованным[730]. Тем не менее подтверждение решения не сделало мутаваллия победителем в этом деле. По распоряжению начальника Ташкента дело было передано в окружной суд, который принял решение об изъятии спорного участка земли из вакфа[731].

Интересно следующее: когда второе прошение Нур-Мухаммада попало на стол ташкентского городского начальника, на полях была добавлена справка от местного переводчика, Шакирджана Ишаева, служившего в местном управлении. Именно этот человек помог не знавшему грамоты Нур-Мухаммаду составить прошение. По всей вероятности, Ишаев выделялся среди коллег-переводчиков. Согласно информации из послужного списка, он родился в Ташкенте в 1859 году и начал работать при русских в возрасте 25 лет. Ишаев никогда не учился ни в медресе, ни в русской школе («воспитание получил домашнее»). Тем не менее он стал обладателем серебряной медали за прилежание и бронзовой медали за помощь в проведении Всеобщей переписи населения 1897 года[732]. На момент составления прошения Нур-Мухаммада Ишаеву было 54 года; 29 из них он работал переводчиком.

В справке на полях Ишаев для сведения вышестоящих лиц отмечает, что «в Туркестанском крае магометанских духовных учреждений нет», а соответственно, статья 1282 Устава гражданского судопроизводства не относится к спорам между местными подданными по вопросам вакфного права. Кроме того, Ишаев указывает, что решение по делу о вакфе в пользу медресе ‘Исы Ходжи кази-калана относится исключительно к вопросу неуплаты аренды, в то время как Нур-Мухаммад получил повестку в суд, будучи обвинен в завладении вакфной землей. По мнению переводчика, эти два дела касались совершенно разных вопросов. Соответственно, «определение окружного суда не может служить основанием к изъятию от народного суда дела»[733]. Если Ишаев добавил столь значительные поправки к смыслу прошения, возникает вопрос, кто же, если не сам проситель, настоял на включении этих дополнительных сведений в документ. Известно, что Нур-Мухаммад не обращался к адвокатам; тем не менее он мог воспользоваться помощью местных жителей, имевших похожий опыт судебных разбирательств. Несомненно, просители из местных обладали опытом взаимодействия с имперской бюрократией и были знакомы с культурой прецедентов; это вполне могло сформировать их базу юридических знаний и их правосознание в целом.

Конфликт по поводу вакфа ‘Иса Ходжи кази-калана породил целый ряд судебных дел, в ходе которых мусульмане обращались к имперскому праву в попытках присвоить имущество, ранее пожертвованное в вакф[734]. В отсутствие прецедентов, однако, изъятие имущества из вакфа не всегда было легкой задачей. Без сомнения, русские критически относились к требованиям упразднить вакф, поскольку такие требования произрастали исключительно из желания присвоить вакфное имущество, а следовательно, в их основе лежал злой умысел[735].

Попытки добиться упразднения вакфов мы встречаем не только в Ташкенте, но и в других областях Туркестанского генерал-губернаторства. Например, в 1904 году человек по имени Михаил Иванович Райков, выступая от лица жителя Ходжента Муллы Мир-Умара, потребовал от ходжентских властей изъять из вакфа два участка земли. За двенадцать лет до этого отец Муллы Мир-Умара, Ходжа Мир-Салим, построил в Ходженте медресе и сделал несколько участков земли вакфом в поддержку этого мусульманского учреждения. Согласно условиям вакф-наме, доходы от вакфных земель обеспечивали содержание самого здания, заработную плату мутаваллию и учителю, а также стипендии для учащихся. Чтобы оформить вакф, Ходжа Мир-Салим обратился в народный суд; однако казий отказался заверять вакф-наме, поскольку, как мы видели выше, согласно Положению об управлении Туркестанского края, для учреждения вакфа требовалось участие русской администрации. Тогда Ходжа Мир-Салим сам составил документ и до своей смерти в 1904 году выступал в качестве мутаваллия вакфа, существующего де-факто, но не де-юре. Перед смертью он передал пост мутаваллия своему сыну Мир-Утману Ходже, младшему брату Муллы Мир-Умара. Старший брат, будучи не согласен с решением отца, потребовал упразднения вакфа и признания вакфной земли своей собственностью