Идеи о справедливости: шариат и культурные изменения в русском Туркестане - [101]
Несмотря на то что в юридической литературе Средней Азии повсеместно встречаются упоминания о господстве ханафитского мазхаба в регионе, до сих пор практически не существует работ, посвященных описанию ханафитской юриспруденции и механизмов ее работы в Бухарском, Хивинском и Кокандском ханствах. Что собой представлял среднеазиатский ханафизм, когда русские подчинили себе регион? С какими изменениями в теоретической сфере столкнулись местные правоведы с приходом эры царизма? Что говорят документы, оставленные правоведами, о том, как жители региона относились к закону? Именно этим вопросам будет посвящена данная глава. Ответив на них, мы сможем, во-первых, поместить Среднюю Азию в контекст более широкой ханафитской ойкумены, а во-вторых, определить, отличается ли исламская юриспруденция в том виде, в каком ее практиковали в Средней Азии, от других региональных правовых практик, также называемых ханафитскими. Данные вопросы представляют существенную важность не только для тех, кто интересуется сравнительной историей колониализма и современного мусульманского мира. Чтобы изучить долгий процесс адаптации и изменений, происходивших в истории исламской юриспруденции в Средней Азии, необходимо в первую очередь досконально понять, что представляет собой фетва и в чем заключалась работа муфтиев в регионе до и после колонизации. Лишь тогда мы осознаем, что практика выпуска фетв в современной Средней Азии весьма отличается от той, что была принята в доколониальную эпоху, пусть современные узбекские исследования права и убеждают нас в обратном[749]. Это связано с тем, что современная практика выпуска фетв пронизана логикой, появившейся лишь при советской власти.
Несмотря на сложность фетвы как юридического жанра, именно изучение фетв является ключевым способом, позволяющим выявить изменения, произошедшие в правосознании мусульман. Фетвы выпускались не только для представителей элит[750]. Рядовые жители Средней Азии, запрашивая фетвы, получали средства, позволявшие добиваться возмещения ущерба в суде. Мусульмане хранили фетвы так же, как мы сейчас храним документы, подтверждающие какие-либо наши права. Изучение механизма выдачи фетв (ифта’) в колониальную эпоху позволит нам понять, насколько существенное влияние он оказывал не только на судебные практики, но и на правосознание людей в целом.
Изучая юридические документы русского Туркестана, мы можем выявить сходство и различие между колониальными и доколониальными практиками работы правоведов благодаря существованию двух институциональных механизмов. Приход колонизаторов практически не повлиял на полномочия муфтиев: русские власти попросту игнорировали их деятельность. Положение об управлении Туркестанским краем очертило юрисдикцию мусульманских народных судов, однако при этом ни словом не упоминало о должности муфтия[751]. Избегая любых взаимодействий с муфтиями, колонизаторы невольно способствовали сохранению письменных практик муфтия. Между фетвами, выпущенными в русском Туркестане, и фетвами, написанными еще до колониализма (при ханах), наблюдается значительная преемственность. Кроме того, с колониализмом наступил новый век бюрократизации и учета, требовавший большего количества юридических документов в целом. Народные судьи отчитывались перед колониальной бюрократией за все судебные процедуры, которые они проводили при разборе дел. Очевидно, в противоположность доколониальным практикам, когда казии должны были отчитываться перед ханским дворцом, теперь они были обязаны фиксировать ход судебных заседаний в особых регистровых книгах (дафтар), выдаваемых русской администрацией. Поэтому из-под пера казиев выходило неимоверное множество записей. Они и помогают пролить свет на то, в каком порядке рассматривались фетвы, принесенные в суд участниками спора.
Несмотря на сохранение несомненной преемственности в вопросе оформления правовых заключений, существенные нововведения в области права появились в ходе взаимодействия между колониальной администрацией, мусульманским населением и местными правоведами. Свидетельства о данных нововведениях мы находим, как правило, в фетвах, выпущенных муфтиями по особым правовым вопросам по требованию колониальных чиновников. Каждый раз, когда мусульмане – участники спора сомневались в авторитете казия, определенным образом толковавшего тот или иной аспект права, и обращались к русским за пересмотром решения народного суда, русские обращались за фетвой. Колониальные чиновники обращались к экспертам по вопросам права из числа коренных жителей, чтобы прояснить конкретные положения шариата по тому или иному вопросу. При этом чиновники часто игнорировали тот факт, что исламское право нередко предполагало сосуществование нескольких различных точек зрения на один и тот же вопрос. В ответах муфтиев на запросы русских чиновников мы видим зарождение нового правового жанра. Здесь мусульманские правоведы облекали свои аргументы в форму, гораздо более экспрессивную, чем фетва, составленная по композиционным канонам; язык новой формы был понятнее для непосвященных, чем язык фетв. Тем не менее необходимость отчитываться перед колониальной администрацией в итоге отрицательно сказалась на независимости толкований муфтия. В целом разные муфтии могли выпускать принципиально различающиеся фетвы по одному и тому же спорному вопросу. Однако разнообразие взглядов представляло собой дополнительную сложность для русских, и колониальные власти стремились устранить любые конфликты интерпретаций, в результате чего некоторые правовые концепции оказывались более приоритетными, чем другие. И все же русским не удалось добиться установления единой мусульманской правовой доктрины, как не смогли они и кодифицировать шариат.
