Идеи о справедливости: шариат и культурные изменения в русском Туркестане - [102]

Исследование исламской юриспруденции Средней Азии XIX века в контексте более широкого ханафитского пространства требует соблюдения двух мер предосторожности. Во-первых, наши устоявшиеся практики потребления формируют то, как мы читаем тексты. Это означает, что один и тот же текст может быть прочтен и интерпретирован по-разному в разных местах, в разное время, в соответствии с разными традициями толкования. Количество различных традиций толкования мы можем оценить, взглянув на множество комментариев к юридическим сборникам, которыми руководствовались муфтии. Рассмотрим, например, сборники «Ал-Хидайа», «Мухтасар ал-Викайа» и «Ал-Фатава ал-Аламгирийа». В данных трех текстах отражены многолетние ханафитские юридические традиции, соблюдаемые в таких культурно различных регионах, как Ближний Восток, Средняя Азия и Южная Азия. Несмотря на региональные различия (в том числе связанные с правовой сферой), исследователи колониализма нередко наблюдают общие стратегии, характерные для политики империй. Одной из подобных стратегий был перевод на официальный язык империи подборки ханафитских текстов, выбранных почти случайным образом, в надежде облегчить понимание исламской правовой практики для колониальных чиновников, а также упростить и рационализировать ее. Знаменитый пример – «Ал-Хидайа»[752], сначала изданная в Британской Индии в английском переводе, а позже – в колониальной Средней Азии на русском языке[753]. Несмотря на то что «Ал-Хидайа» была широко распространена в Индии и Средней Азии, из множества комментариев очевидно, что мусульмане Средней и Южной Азии интерпретировали данный текст кардинально разным образом. Поэтому, говоря о ханафизме как едином комплексе правовых знаний, мы должны помнить о следующем: хотя во всей Азии, от Хайдерабада до Семипалатинска и от Герата до Кайсери, были в ходу одни и те же текстуальные юридические источники, мусульманские правоведы могли толковать их разным образом и выносить противоположные мнения по некоторым вопросам. Даже в пределах одного региона не все мусульманские правоведы имели одинаковое мнение об упомянутых стандартных руководствах, и указания текстов интерпретировались по-разному. Например, как нам известно, знаменитый бухарский ученый-правовед ‘Абд аш-Шакур, отец Садри Зиё, обращался к тексту «Ал-Хидайи» каждый раз, когда требовалось рассмотреть кандидатов на пост муфтия[754]. Кроме того, Ахмад ибн Хафиз ад-Дин ал-Барангави (1877–1930), татарский мулла, учившийся в Бухаре между 1901 и 1905 годами, в одной из работ выставляет «Ал-Хидайю» в несерьезном свете. В нижеприведенном эпизоде Барангави говорит устами казаха – жителя Бухарского эмирата:

Нарат-бай обратился ко мне со своего верблюда: «Эй, мулла, ты читаешь книгу верхом на верблюде?» Я спросил: «Какую такую книгу?» Он перебил меня: «А ты ее не знаешь?» Когда я спросил об этом своего спутника, он объяснил, что эта книга – «Ал-Хидайа». Он сказал: «Был однажды студент вроде нас; когда он путешествовал с казахами, он читал „Ал-Хидайю“ верхом на верблюде. Когда один казах спросил его, что это за книга, он ответил: „Книга, которую читают верхом на верблюде!“»[755]

Даже два мусульманских ученых с одинаковым образованием могли иметь разные взгляды на один и тот же юридический сборник. Важно уделить внимание этим различиям и выявить их причину, чтобы не помещать в основу нашего толкования мнимую общность интерпретативных диспозиций.

Во-вторых, нередко утверждается, что мусульманские правительства Мавераннахра занимались популяризацией ханафитской правовой доктрины как господствующего мазхаба в регионе. Например, Стивен Дейл замечает, что «в век Тимуридов и Самарканд, и Герат <…> привлекали всемирно известных ханафитских ученых»[756]. Стратегия продвижения ханафизма также прослеживается в политике Абулхайридов: например, Мухаммад Шейбани-хан (годы правления: 1501–1510) поручил ‘Али ал-Хорезми подготовить внушительный сборник фетв «Ал-Фатава аш-Шибанийа»[757]. Похожий сценарий мы видим через столетие: при правлении Аштарханидов появился авторитетный сборник фетв «Ваки‘ат-и дин-и джалали» авторства Мир-Хабибуллы, посвященный Субханкули Мухаммаду Бахадур-хану (годы правления: 1680–1702)[758]. Данная политика обретает отчетливые черты в более поздний период. В XIX веке появляется огромное количество источников. Заметим, что муфтиев назначали лично мусульманские правители: об этом свидетельствует множество дошедших до нас йарликов[759]. Кроме того, происходит постепенная «канонизация» исламских юридических текстов посредством перевода на персидский и чагатайский языки; в основном это касается позитивного права (фуру‘ ал-фикх)[760]. Однако что же отличает в данном аспекте правовую историю Средней Азии, если учесть, что те же тенденции мы наблюдаем во всем ханафитском мире? При правлении Османов и Моголов последователи ханафизма пользовались преимуществом по сравнению со сторонниками других правовых школ[761]. На Ближнем Востоке и в Южной Азии, где муфтии назначались государем[762], одобрение правителя наделяло определенные правовые тексты авторитетом