Идеи о справедливости: шариат и культурные изменения в русском Туркестане - [91]
)[663].
Другие источники показывают, какие беды ожидали мутаваллия, на которого подали в суд наследники основателя вакфа. Из ташкентской фетвы середины 1860-х годов мы узнаем, что мутаваллий одного вакфа, на средства которого содержалась мечеть, решил продать вакфную собственность, находящуюся под его управлением. Вероятно, мутаваллий решил, что средства фонда находились под угрозой захвата со стороны родственников основателя, желающих получить вакфное имущество в личную собственность. Правоведы, составлявшие фетву, охарактеризовали мутаваллия как человека, «испугавшегося наследника» (хавфан мин ал-варис) основателя[664].
До нас дошли юридические документы, составленные таким образом, чтобы предупредить возможные необоснованные нападки со стороны наследников основателя в будущем. Данные источники свидетельствуют о многочисленных случаях, когда наследники незаконно пытались присвоить вакфное имущество[665]. К примеру, в 1916 году некий Ахмад-джан передал свое имущество в Бухаре (тогда бывшей под российским протекторатом) в вакф в поддержку ежедневных собраний по чтению Корана в мазаре ‘Абд ал-Кадира ал-Гилани, основателя суфийского тариката Кадирийа. Вакф-наме, заверенное лишь после смерти учредителя, гласило, что пост мутаваллия должен занять аксакал махалли. Основатель оставил после себя трех наследниц (вараса-и вакиф). Женщины пришли в суд и независимо друг от друга подтвердили, что вакф был оформлен в соответствии со всеми условиями учредительного документа (ба-шараити ки мин худжджат ал-вакф). Нотариус (или работавший при нем писец) отдельно указал, что женщины действовали совершенно добровольно (аз гайр-и икрах ва иджбар); также из текста видно, что они отдельно попросили включить их заявления в вакф-наме (тасвид фармуданд тасвид намуда дада шуд). Тем не менее возникает вопрос, что же в действительности послужило причиной включения в документ всей этой дополнительной информации, ведь она не представляла непосредственного интереса ни для кого, кроме мутаваллия. Вероятно, мутаваллий посчитал, что избыточные формулировки послужат защитой от возможных будущих исков.
Дела о (вымышленном или реальном) отчуждении вакфного имущества с участием наследников основателей, имевшие место в русском Туркестане, легко поддаются анализу, так как до нас дошло достаточно свидетельств. Обилие источников связано с тем, что с приходом колониальной эпохи многие мусульмане стали обращаться к русской администрации, чтобы посредством выборочного применения российских имперских законов ликвидировать тот или иной вакф.
2. Русский колониальный подход к среднеазиатским вакфам
Большинство дел, которые будут рассматриваться далее в главе, происходили в Ташкенте – административном центре Туркестанского генерал-губернаторства. Судя по дошедшим до нас архивным документам, мы имеем дело с единым колониальным обществом, в котором вращались и «мусульмане», и «русские»[666]. Плотная сеть коммерческих отношений связывала оба сообщества практически во всех областях Средней Азии. Интеграция мусульман в колониальное общество была достигнута посредством создания административных рамок, призванных сократить дистанцию между колонизаторами и колонизованными[667]. В предыдущих главах книги мы узнали, что одной из успешных стратегий русских колонизаторов по сокращению дистанции между русскими и мусульманами было установление нетривиального плюралистичного правового режима. Начиная с 1867 года сферы юридической компетенции государственных судебных органов для различных сообществ определялись в соответствии с имперским Положением, регулирующим управление регионом. Для русского сообщества действовали судебные законы Российской империи с учетом поправок, внесенных судебной реформой Александра II, в том числе относительно мировых судей. Для коренного населения предназначалась система народных судов. Исследователи истории империй, несомненно, смогут найти аналоги данной институциональной организации и в других колониальных ситуациях[668]. Существует мнение, что именно сохранение народных судов до самых последних дней Российской империи в итоге и дестабилизировало форму правления, задачей которой было установление в колонии верховенства имперского права[669]. По всей видимости, институт народного суда только подчеркивал различия между сообществами коренных жителей и русских поселенцев. Однако, как представляется, план русских властей по распространению правовых норм империи на мусульманские сообщества Средней Азии не обернулся полным провалом. Плюралистичный правовой режим не предполагал полного разграничения юрисдикций между судебными инстанциями для поселенцев и коренных жителей; в некоторых правовых областях сферы компетенции двух судебных систем значительно пересекались. В первую очередь, сообразно с имперской идеей о справедливости, туркестанские нормативные положения позволяли мусульманам обращаться с гражданскими исками в русские суды при согласии обеих тяжущихся сторон. Помимо этого, коренные жители имели возможность подавать прошения в уездное и областное управления. Благодаря такой организации русские власти получили рычаг воздействия, позволявший им разрешать споры среднеазиатских подданных по любым вопросам. Исходя из этого, можно сказать, что русские власти стали действовать подобно мусульманским правителям, так как теперь они могли отправлять правосудие по вопросам, имеющим отношение к шариату
В 60–70-е годы XIX века Российская империя завершила долгий и сложный процесс присоединения Казахской степи. Чтобы наладить управление этими территориями, Петербургу требовалось провести кодификацию местного права — изучить его, очистить от того, что считалось «дикими обычаями», а также от влияния ислама — и привести в общую систему. В данной книге рассмотрена специфика этого проекта и многочисленные трудности, встретившие его организаторов. Участниками кодификации и — шире — конструирования знаний о правовой культуре Казахской степи были не только имперские чиновники и ученые-востоковеды, но и местные жители.
В книге анализируются армяно-византийские политические отношения в IX–XI вв., история византийского завоевания Армении, административная структура армянских фем, истоки армянского самоуправления. Изложена история арабского и сельджукского завоеваний Армении. Подробно исследуется еретическое движение тондракитов.
Экономические дискуссии 20-х годов / Отв. ред. Л. И. Абалкин. - М.: Экономика, 1989. - 142 с. — ISBN 5-282—00238-8 В книге анализируется содержание полемики, происходившей в период становления советской экономической науки: споры о сущности переходного периода; о путях развития крестьянского хозяйства; о плане и рынке, методах планирования и регулирования рыночной конъюнктуры; о ценообразовании и кредиту; об источниках и темпах роста экономики. Значительное место отводится дискуссиям по проблемам методологии политической экономии, трактовкам фундаментальных категорий экономической теории. Для широкого круга читателей, интересующихся историей экономической мысли. Ответственный редактор — академик Л.
«История феодальных государств домогольской Индии и, в частности, Делийского султаната не исследовалась специально в советской востоковедной науке. Настоящая работа не претендует на исследование всех аспектов истории Делийского султаната XIII–XIV вв. В ней лишь делается попытка систематизации и анализа данных доступных… источников, проливающих свет на некоторые общие вопросы экономической, социальной и политической истории султаната, в частности на развитие форм собственности, положения крестьянства…» — из предисловия к книге.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
На основе многочисленных первоисточников исследованы общественно-политические, социально-экономические и культурные отношения горного края Армении — Сюника в эпоху развитого феодализма. Показана освободительная борьба закавказских народов в период нашествий турок-сельджуков, монголов и других восточных завоевателей. Введены в научный оборот новые письменные источники, в частности, лапидарные надписи, обнаруженные автором при раскопках усыпальницы сюникских правителей — монастыря Ваанаванк. Предназначена для историков-медиевистов, а также для широкого круга читателей.
Грацианский Николай Павлович. О разделах земель у бургундов и у вестготов // Средние века. Выпуск 1. М.; Л., 1942. стр. 7—19.
В апреле 1920 года на территории российского Дальнего Востока возникло новое государство, известное как Дальневосточная республика (ДВР). Формально независимая и будто бы воплотившая идеи сибирского областничества, она находилась под контролем большевиков. Но была ли ДВР лишь проводником их политики? Исследование Ивана Саблина охватывает историю Дальнего Востока 1900–1920-х годов и посвящено сосуществованию и конкуренции различных взглядов на будущее региона в данный период. Националистические сценарии связывали это будущее с интересами одной из групп местного населения: русских, бурят-монголов, корейцев, украинцев и других.
Коллективизация и голод начала 1930-х годов – один из самых болезненных сюжетов в национальных нарративах постсоветских республик. В Казахстане ценой эксперимента по превращению степных кочевников в промышленную и оседло-сельскохозяйственную нацию стала гибель четверти населения страны (1,5 млн человек), более миллиона беженцев и полностью разрушенная экономика. Почему количество жертв голода оказалось столь чудовищным? Как эта трагедия повлияла на строительство нового, советского Казахстана и удалось ли Советской власти интегрировать казахов в СССР по задуманному сценарию? Как тема казахского голода сказывается на современных политических отношениях Казахстана с Россией и на сложной дискуссии о признании геноцидом голода, вызванного коллективизацией? Опираясь на широкий круг архивных и мемуарных источников на русском и казахском языках, С.
Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.
В начале 1948 года Николай Павленко, бывший председатель кооперативной строительной артели, присвоив себе звание полковника инженерных войск, а своим подчиненным другие воинские звания, с помощью подложных документов создал теневую организацию. Эта фиктивная корпорация, которая в разное время называлась Управлением военного строительства № 1 и № 10, заключила с государственными структурами многочисленные договоры и за несколько лет построила десятки участков шоссейных и железных дорог в СССР. Как была устроена организация Павленко? Как ей удалось просуществовать столь долгий срок — с 1948 по 1952 год? В своей книге Олег Хлевнюк на основании новых архивных материалов исследует историю Павленко как пример социальной мимикрии, приспособления к жизни в условиях тоталитаризма, и одновременно как часть советской теневой экономики, демонстрирующую скрытые реалии социального развития страны в позднесталинское время. Олег Хлевнюк — доктор исторических наук, профессор, главный научный сотрудник Института советской и постсоветской истории НИУ ВШЭ.