Идеи о справедливости: шариат и культурные изменения в русском Туркестане - [90]
Среди документов об основании вакфов второго типа мы находим примеры, в которых оговаривается, что родственники основателя не имеют права занимать должность мутаваллия. К примеру, учредитель мог передать свое имущество мечети и назначить мутаваллием человека, с которым он не состоял в родственной связи – например, имама мечети. Таким образом, должность переходила по наследству уже наследникам имама, а семья основателя была отрезана от вакфных доходов[654].
Существовали и вакфы, которые производили материальные блага и предусматривали права, не передающиеся по наследству. В среднеазиатских источниках данная категория носит название вакф-и ‘амм[655]. Мутаваллии этих вакфов, как правило, назначались местным правителем или специалистом по вопросам права (например, казием). После смерти мутаваллия должность передавалась другому человеку любым лицом, имевшим на это право.
Некоторые улемы (‘улама’, ученые-правоведы) проводили различие между вакф-и махсус, основанными с целью содержания конкретного учреждения – медресе, мечети или мазара, – и вакф-и ‘амм, включавшими в себя имущество, предназначенное для общественного пользования (‘амма манфа‘ати учун) – «фонтаны, мосты, станции, туалеты и т. п.»[656].
Несомненно, семейный вакф типа «авлади» мог вызвать соперничество между потомками основателя по мужской линии. Вот одно из условий вакф-наме, нотариально заверенного по поручению Ходжи Ахрара (1404–1490), знаменитого шейха суфийского тариката Накшбандийа: «Если между потомками и другими [людьми] происходит конфликт по поводу управления вакфом, необходимо обратиться к закону» (агар низа‘и дар мийан-и авлад ва гайр хам дар амр-и ин мавкуфат ваки‘ шавад руджу‘ ба-шар‘ намайанд)[657]. Чаще всего противостояние возникало между родственниками по женской и мужской линии. Тот факт, что по вопросам прав женщин-потомков на доходы вакфа типа «авлади» выпускались фетвы, означает, что данный вопрос поистине вызывал множество споров. Одна из бухарских фетв XIX века гласила, что женщины имеют право на долю доходов от вакфа типа «авлади»[658]; в то же время в сборнике отредактированных фетв, составленном, по всей видимости, в Бухаре в XVI веке, мы находим заключение, что женщины-потомки по закону не имеют этого права (авлад-и инас-и вакиф ра ки дар тавлийат-и ин вакф дазл кананд била сабаб-и шар‘и)[659]. При этом, чтобы избежать конфликтов между потомками, основатель вакфа мог указать в вакф-наме, что пост мутаваллия предназначается только потомкам по конкретной линии[660] или же что женщины-потомки могут быть назначены на этот пост, лишь если не останется потомков по мужской линии[661]. Как я надеюсь показать ниже, если основатель назначал мутаваллием человека, не являющегося его родственником, то потомки основателя могли повести себя крайне агрессивно, вследствие чего сам основатель мог попытаться аннулировать вакф.
Не так просто реконструировать подобные агрессивные выступления, имевшие место в доколониальный период, поскольку до нас дошло очень мало исторических свидетельств. Однако если собрать воедино такие исторические материалы, как нотариальные руководства (шурут) и сборники фетв, то мы увидим, что наследники основателя часто представляли собой серьезную угрозу для вакфа. Например, один из разделов исламского нотариального руководства начала XVI века приводит указания, каким образом должен поступить шариатский суд, защищая тот или иной вакф в случае попытки незаконного завладения вакфным имуществом. В частности, источник рекомендует мутаваллиям обращаться в суд с жалобой на лиц, заявляющих права на распоряжение (сахиб ва мутасарриф) имуществом, принадлежащим определенному вакфу. Согласно руководству, мутаваллий имеет право на такое правовое действие лишь в том случае, если у него на руках находится вакф-наме[662]; если же документа у него нет, то потомки основателя смогут доказать право собственности на основании свидетельских показаний (гувах). Данный пример вовсе не является упражнением в казуистике; очевидно, автор руководства зафиксировал широко распространенные практики, свидетельства о которых мы встречаем в источниках более позднего периода. К примеру, мы находим документ, который утверждает следующее: в 1862–1863 годах бухарские власти постановили, что женщина по имени Аим-джан не имеет права распоряжаться двором, который ее покойный муж завещал мечети. В документе были четко оговорены права и условия, связанные с вакфом (хавли-йи мазкур дар гузар вакф буда аз ру-и вакфийа джари шавад
В 60–70-е годы XIX века Российская империя завершила долгий и сложный процесс присоединения Казахской степи. Чтобы наладить управление этими территориями, Петербургу требовалось провести кодификацию местного права — изучить его, очистить от того, что считалось «дикими обычаями», а также от влияния ислама — и привести в общую систему. В данной книге рассмотрена специфика этого проекта и многочисленные трудности, встретившие его организаторов. Участниками кодификации и — шире — конструирования знаний о правовой культуре Казахской степи были не только имперские чиновники и ученые-востоковеды, но и местные жители.
В книге анализируются армяно-византийские политические отношения в IX–XI вв., история византийского завоевания Армении, административная структура армянских фем, истоки армянского самоуправления. Изложена история арабского и сельджукского завоеваний Армении. Подробно исследуется еретическое движение тондракитов.
Экономические дискуссии 20-х годов / Отв. ред. Л. И. Абалкин. - М.: Экономика, 1989. - 142 с. — ISBN 5-282—00238-8 В книге анализируется содержание полемики, происходившей в период становления советской экономической науки: споры о сущности переходного периода; о путях развития крестьянского хозяйства; о плане и рынке, методах планирования и регулирования рыночной конъюнктуры; о ценообразовании и кредиту; об источниках и темпах роста экономики. Значительное место отводится дискуссиям по проблемам методологии политической экономии, трактовкам фундаментальных категорий экономической теории. Для широкого круга читателей, интересующихся историей экономической мысли. Ответственный редактор — академик Л.
«История феодальных государств домогольской Индии и, в частности, Делийского султаната не исследовалась специально в советской востоковедной науке. Настоящая работа не претендует на исследование всех аспектов истории Делийского султаната XIII–XIV вв. В ней лишь делается попытка систематизации и анализа данных доступных… источников, проливающих свет на некоторые общие вопросы экономической, социальной и политической истории султаната, в частности на развитие форм собственности, положения крестьянства…» — из предисловия к книге.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
На основе многочисленных первоисточников исследованы общественно-политические, социально-экономические и культурные отношения горного края Армении — Сюника в эпоху развитого феодализма. Показана освободительная борьба закавказских народов в период нашествий турок-сельджуков, монголов и других восточных завоевателей. Введены в научный оборот новые письменные источники, в частности, лапидарные надписи, обнаруженные автором при раскопках усыпальницы сюникских правителей — монастыря Ваанаванк. Предназначена для историков-медиевистов, а также для широкого круга читателей.
Грацианский Николай Павлович. О разделах земель у бургундов и у вестготов // Средние века. Выпуск 1. М.; Л., 1942. стр. 7—19.
В апреле 1920 года на территории российского Дальнего Востока возникло новое государство, известное как Дальневосточная республика (ДВР). Формально независимая и будто бы воплотившая идеи сибирского областничества, она находилась под контролем большевиков. Но была ли ДВР лишь проводником их политики? Исследование Ивана Саблина охватывает историю Дальнего Востока 1900–1920-х годов и посвящено сосуществованию и конкуренции различных взглядов на будущее региона в данный период. Националистические сценарии связывали это будущее с интересами одной из групп местного населения: русских, бурят-монголов, корейцев, украинцев и других.
Коллективизация и голод начала 1930-х годов – один из самых болезненных сюжетов в национальных нарративах постсоветских республик. В Казахстане ценой эксперимента по превращению степных кочевников в промышленную и оседло-сельскохозяйственную нацию стала гибель четверти населения страны (1,5 млн человек), более миллиона беженцев и полностью разрушенная экономика. Почему количество жертв голода оказалось столь чудовищным? Как эта трагедия повлияла на строительство нового, советского Казахстана и удалось ли Советской власти интегрировать казахов в СССР по задуманному сценарию? Как тема казахского голода сказывается на современных политических отношениях Казахстана с Россией и на сложной дискуссии о признании геноцидом голода, вызванного коллективизацией? Опираясь на широкий круг архивных и мемуарных источников на русском и казахском языках, С.
Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.
В начале 1948 года Николай Павленко, бывший председатель кооперативной строительной артели, присвоив себе звание полковника инженерных войск, а своим подчиненным другие воинские звания, с помощью подложных документов создал теневую организацию. Эта фиктивная корпорация, которая в разное время называлась Управлением военного строительства № 1 и № 10, заключила с государственными структурами многочисленные договоры и за несколько лет построила десятки участков шоссейных и железных дорог в СССР. Как была устроена организация Павленко? Как ей удалось просуществовать столь долгий срок — с 1948 по 1952 год? В своей книге Олег Хлевнюк на основании новых архивных материалов исследует историю Павленко как пример социальной мимикрии, приспособления к жизни в условиях тоталитаризма, и одновременно как часть советской теневой экономики, демонстрирующую скрытые реалии социального развития страны в позднесталинское время. Олег Хлевнюк — доктор исторических наук, профессор, главный научный сотрудник Института советской и постсоветской истории НИУ ВШЭ.