Идеи о справедливости: шариат и культурные изменения в русском Туркестане - [78]
Сельское общество в Туркестане представляло собой бюджетную единицу, аналогичную российскому «миру». Сельские общества самостоятельно проводили раскладку поземельной подати, которая рассчитывалась «на основе выборки урожаев с местных земель, умноженной на среднюю рыночную цену выращенной продукции за последние пять лет»[573]. В то время как поземельно-податным устройством руководила русская военно-гражданская администрация, распределение налогов было обязанностью деревенских старейшин. Термин «сельское общество» представлял собой колониальное изобретение, не имевшее аналогий ни в местном языке, ни в юридическом языке народных судов. По этой причине регистрация прав членов сельских обществ на земельные участки осталась в ведении казийских судов[574]. Обмен участками между частными лицами мог происходить не только в пределах одного сельского общества, но и между членами разных обществ. Однако для утверждения права собственности на землю недостаточно было одного акта за подписью и печатью народного судьи. Поправки к Положению об управлении Туркестанского края, принятые в 1900 году, позволили частным лицам выходить из состава сельских обществ, оставляя себе право владения личным участком земли – выделом. Право собственности на выдел закреплялось в документе, называемом «данной на владение»[575]. При этом не наблюдается никакой очевидной связи между правовыми актами, которые оформлялись в народных судах, и данными на владение, которые выдавались членам сельских обществ колониальной администрацией. Эти два типа документов относились к различным бюрократическим жанрам, а оговоренные в них права на землю частично пересекались между собой, что создавало ситуацию хаоса. Местным жителям оставалось только применить свои знания и смекалку, чтобы воспользоваться данной ситуацией в личных интересах.
При российском правлении казии стали на страже земель, прежде принадлежавших Бухарскому эмирату и Кокандскому ханству. Между тем существовали и другие действующие лица, которые стремились воспользоваться слепыми пятнами нового поземельного устройства и завладеть государственными землями. Я надеюсь продемонстрировать, помимо прочего, что местные группы были заинтересованы в доступе к неорошаемым («малодоходным») землям, таким как пастбища (йайлав), и стремились обратить их в свою частную собственность[576].
Обратимся к показательному случаю. Рассмотрим дело о земельном участке, ранее принадлежавшем казне Бухарского эмирата. Спорный участок представлял собой сто танабов богарной земли (замин-и лалми-кар) в местности Калта-Сай в низине долины в округе (тумане) Шираз Самаркандского уезда. Хотя корни спора восходят к середине 1850-х годов, конфликт обострился лишь после русского завоевания, когда спорная территория перешла в ведение колониальной администрации.
Наиболее ранние источники, относящиеся к данному судебному разбирательству, описывают следующую ситуацию. В марте – апреле 1856 года джамаат (община) Мулла-Кик рода Туяклы подтвердил в шариатском суде округа Шираз свое право пользования родником, находящимся в местности Ляй-Чашма того же округа, для орошения 50 кошей[577] земли. Члены джамаата сделали коллективное заявление, что родник был ими раскопан, вода направлена в оросительные каналы, а земля, окружающая родник, орошена в соответствии с установленными порядками (ба-кадр-и расм-и хвудха). Кроме того, джамаат Мулла-Кик в присутствии казия подтвердил, что заключил с соседним джамаатом Джангал, относящимся к тому же роду Туяклы, соглашение о передаче (таслим) права собственности на родник в местности Узун-Сай в той же низине для орошения 20 кошей земли. В результате сделки джамаат Джангал получал возможность раскапывать родник в Узун-Сае, орошать земли его водой и заниматься определенными видами земледелия (гашт ва зара‘ат). Очевидно, два джамаата провели раздел государственных земель в местности Калта-Сай, поделив при этом между собой два соседних водных источника: первый джамаат получил право пользования родником в Ляй-Чашме, второй распоряжался родником в Узун-Сае. В исламском юридическом документе ясно указывается, что стороны не имели упомянутую землю в частной собственности, но лишь получали в пользование родники и воду для орошения окружающих земель[578].
Таково было положение дела, когда российские завоеватели пришли в Среднюю Азию. В 1897 году ситуация значительно ухудшилась. Три члена джамаата Мулла-Кик – Бегим-Кул Мирза-бай, Кул-Бегим и Хасан Назар – продали 68 танабов богарной земли в местности Узун-Сай нескольким членам «рода тюрк»[579]. Так как было известно, что в прошлом Узун-Сай был территорией Бухарского ханства, народный суд засвидетельствовал продажу не самой земли, но элементов благоустройства, в данном случае насаждений. Иными словами, правовой документ гласил, что Бегим-Кул Мирза-бай, Кул-Бегим и Хасан Назар продают лишь права узуфрукта на землю. Однако спустя почти месяц после оформления этого документа[580] три продавца земли убедили начальника Туя-Тартарской волости и местного аксакала заявить, что 68 танабов земли, указанные в документе, на деле являлись частной собственностью продавцов – мулком
В 60–70-е годы XIX века Российская империя завершила долгий и сложный процесс присоединения Казахской степи. Чтобы наладить управление этими территориями, Петербургу требовалось провести кодификацию местного права — изучить его, очистить от того, что считалось «дикими обычаями», а также от влияния ислама — и привести в общую систему. В данной книге рассмотрена специфика этого проекта и многочисленные трудности, встретившие его организаторов. Участниками кодификации и — шире — конструирования знаний о правовой культуре Казахской степи были не только имперские чиновники и ученые-востоковеды, но и местные жители.
В книге финского историка А. Юнтунена в деталях представлена история одной из самых мощных морских крепостей Европы. Построенная в середине XVIII в. шведами как «Шведская крепость» (Свеаборг) на островах Финского залива, крепость изначально являлась и фортификационным сооружением, и базой шведского флота. В результате Русско-шведской войны 1808–1809 гг. Свеаборг перешел к Российской империи. С тех пор и до начала 1918 г. забота о развитии крепости, ее боеспособности и стратегическом предназначении была одной из важнейших задач России.
Одними из первых гибридных войн современности стали войны 1991–1995 гг. в бывшей Югославии. Книга Милисава Секулича посвящена анализу военных и политических причин трагедии Сербской Краины и изгнания ее населения в 1995 г. Основное внимание автора уделено выявлению и разбору ошибок в военном строительстве, управлении войсками и при ведении боевых действий, совершенных в ходе конфликта как руководством самой непризнанной республики, так и лидерами помогавших ей Сербии и Югославии.Исследование предназначено интересующимся как новейшей историей Балкан, так и современными гибридными войнами.
Дмитрий Алексеевич Мачинский (1937–2012) — видный отечественный историк и археолог, многолетний сотрудник Эрмитажа, проникновенный толкователь русской истории и литературы. Вся его многогранная деятельность ученого подчинялась главной задаче — исследованию исторического контекста вычленения славянской общности, особенностей формирования этносоциума «русь» и процессов, приведших к образованию первого Русского государства. Полем его исследования были все наиболее яркие явления предыстории России, от майкопской культуры и памятников Хакасско-Минусинской котловины (IV–III тыс.
Книга представляет собой исследование англо-афганских и русско-афганских отношений в конце XIX в. по афганскому источнику «Сирадж ат-таварих» – труду официального историографа Файз Мухаммада Катиба, написанному по распоряжению Хабибуллахана, эмира Афганистана в 1901–1919 гг. К исследованию привлекаются другие многочисленные исторические источники на русском, английском, французском и персидском языках. Книга адресована исследователям, научным и практическим работникам, занимающимся проблемами политических и культурных связей Афганистана с Англией и Россией в Новое время.
Что произошло в Париже в ночь с 23 на 24 августа 1572 г.? Каждая эпоха отвечает на этот вопрос по-своему. Насколько сейчас нас могут устроить ответы, предложенные Дюма или Мериме? В книге представлены мнения ведущих отечественных и зарубежных специалистов, среди которых есть как сторонники применения достижений исторической антропологии, микроистории, психоанализа, так и историки, чьи исследования остаются в рамках традиционных методологий. Одни видят в Варфоломеевской ночи результат сложной политической интриги, другие — мощный социальный конфликт, третьи — столкновение идей, мифов и политических метафор.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В апреле 1920 года на территории российского Дальнего Востока возникло новое государство, известное как Дальневосточная республика (ДВР). Формально независимая и будто бы воплотившая идеи сибирского областничества, она находилась под контролем большевиков. Но была ли ДВР лишь проводником их политики? Исследование Ивана Саблина охватывает историю Дальнего Востока 1900–1920-х годов и посвящено сосуществованию и конкуренции различных взглядов на будущее региона в данный период. Националистические сценарии связывали это будущее с интересами одной из групп местного населения: русских, бурят-монголов, корейцев, украинцев и других.
Коллективизация и голод начала 1930-х годов – один из самых болезненных сюжетов в национальных нарративах постсоветских республик. В Казахстане ценой эксперимента по превращению степных кочевников в промышленную и оседло-сельскохозяйственную нацию стала гибель четверти населения страны (1,5 млн человек), более миллиона беженцев и полностью разрушенная экономика. Почему количество жертв голода оказалось столь чудовищным? Как эта трагедия повлияла на строительство нового, советского Казахстана и удалось ли Советской власти интегрировать казахов в СССР по задуманному сценарию? Как тема казахского голода сказывается на современных политических отношениях Казахстана с Россией и на сложной дискуссии о признании геноцидом голода, вызванного коллективизацией? Опираясь на широкий круг архивных и мемуарных источников на русском и казахском языках, С.
В начале 1948 года Николай Павленко, бывший председатель кооперативной строительной артели, присвоив себе звание полковника инженерных войск, а своим подчиненным другие воинские звания, с помощью подложных документов создал теневую организацию. Эта фиктивная корпорация, которая в разное время называлась Управлением военного строительства № 1 и № 10, заключила с государственными структурами многочисленные договоры и за несколько лет построила десятки участков шоссейных и железных дорог в СССР. Как была устроена организация Павленко? Как ей удалось просуществовать столь долгий срок — с 1948 по 1952 год? В своей книге Олег Хлевнюк на основании новых архивных материалов исследует историю Павленко как пример социальной мимикрии, приспособления к жизни в условиях тоталитаризма, и одновременно как часть советской теневой экономики, демонстрирующую скрытые реалии социального развития страны в позднесталинское время. Олег Хлевнюк — доктор исторических наук, профессор, главный научный сотрудник Института советской и постсоветской истории НИУ ВШЭ.
Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.