Идеи о справедливости: шариат и культурные изменения в русском Туркестане - [77]

.

Во-вторых, не следует недооценивать ключевую роль народных судей, старавшихся сохранить доколониальные формы землевладения во всех случаях, когда это представлялось возможным. Когда казий оформлял сделку, он должен был с точностью указать, чем конкретно владеет сторона – элементами благоустройства на земле или самой землей. Таким образом казии проводили разделение между землевладением (land-ownership) – статусом, характеризующим арендодателей, – и обладанием (possession), то есть отношением, связывающим крестьян-арендаторов с землей, на которой они работают. Те же данные казий был обязан указать, оформляя документ о временном освобождении земли от налогообложения, к примеру для потомков святых. Из частных собраний документов видно, что группы лиц, обладавшие временным налоговым иммунитетом, использовали официальные бумаги для сохранения своих привилегий[568]. Это подразумевает, что данным группам не обязательно было напрямую обращаться в русскую администрацию, чтобы обеспечить выполнение условий документов; у них имелись и другие инструменты влияния. Поэтому данный сценарий исключает захват земли крестьянами-арендаторами.

В-третьих, что более важно, бюрократизация земельных отношений повлекла за собой серьезную конкуренцию за земли, до завоевания принадлежавшие казне или короне. Группы мусульман, ранее являвшихся крестьянами-арендаторами, пытались присвоить эти земли, пользуясь тем, что при колониальном правовом режиме большую доказательную силу получили юридические документы. Стоит заметить, если бы крестьяне были более обеспеченными, чем землевладельцы, на чьих землях они работали, подобных попыток расширить земельную собственность не наблюдалось бы. Обратимся же к данному феномену.

3. Жизнь на плодородной земле

Судьба земель, до колонизации принадлежавших лично мусульманским правителям (ханам, эмирам) или же считавшихся государственными (мамлака) и принадлежавших казне (байт ал-мал), представляется неясной.

Когда Российская империя завоевала Туркестан, большая часть земель Кокандского ханства и Бухарского эмирата находилась в распоряжении местного населения, которое возделывало ее на правах узуфрукта. Следует подчеркнуть, что местные жители не были простыми арендаторами. Они имели возможность получить право на вечное поселение (хакк ал-карар) и действительно пользовались этой возможностью, приобретая во владение элементы благоустройства земли, в том числе насаждения и постройки. Таким образом, проживающие на этой земле люди получали на нее некоторые права, которые закреплялись официально в виде квазиправ собственности. Однако как частные лица, так и целые сообщества могли получить право лишь на элементы благоустройства, при этом земля как сущность (ракаба) оставалась во владении государства.

Можно было бы предположить, что с потерей власти местными правителями население, проживавшее на государственной земле, оказалось в выгодной позиции и попыталось убедить русских, что обрабатываемая ими земля им и принадлежит. Однако дело обстояло сложнее. Установив власть в Туркестане, Российская империя принесла с собой бюрократический режим, в рамках которого определяющую доказательственную ценность получили официальные юридические документы.

При Кауфмане, первом генерал-губернаторе, в Туркестане были учреждены различные комиссии по изучению поземельного вопроса и налогового статуса коренного населения. Нам известно, что при оценке информации, собранной среди коренного населения, эти комиссии столкнулись с серьезными трудностями. Неясно, каким образом фактически проходила проверка землевладельческого статуса на основе документов, написанных на мусульманском юридическом языке[569]. Уже при первом генерал-губернаторе одним из самых масштабных проектов российской администрации стал проект «поземельно-податного устройства». Для определения налогового статуса земель были предприняты «организационные работы»[570], которые начались с Ташкентского уезда, а затем охватили Самаркандскую и Ферганскую области. Необходимость проведения поземельно-податных работ в регионе повлекла за собой создание кадастровых учреждений, которые предоставляли подробную информацию о том, кто возделывает тот или иной участок земли, о размере урожая с участка и сумме взимаемого с него налога. Б. Пенати утверждает, что, согласно данным кадастровых учреждений, земля в Ферганской области, прежде принадлежавшая членам ханской семьи, была зарегистрирована как «казенная»[571].

Что касается других областей русского Туркестана, то в них судьба бывших земель Бухарского эмирата и Кокандского ханства сложилась не так просто, как в Ферганской области. К примеру, в шариатских судах Самаркандской области продолжали соблюдать различия между теми землями, что до российского завоевания находились в частном владении (мулк), и землями, прежде принадлежавшими казне Бухарского эмирата (мамлака). Казии продолжали старательно заверять все сделки, связанные с переходом права собственности на элементы благоустройства, находящиеся на государственной земле[572]. В основном в этих документах оговаривались права на постройки и насаждения на землях сельскохозяйственного значения. Если бы российское государство объявило земли мамлака казенными, то лица, имевшие подтвержденные шариатскими судами права собственности на посадки и постройки, существующие на этой земле, превратились бы в арендаторов имущества Российской империи. При отсутствии иных свидетельств сложно сказать, какой именно договор аренды заключила бы российская администрация с арендаторами. Эти люди проживали на землях сельскохозяйственного значения, то есть в сельской местности; вероятно, поземельно-податные органы отнесли бы этих арендаторов к категории «сельское общество».