Идеи о справедливости: шариат и культурные изменения в русском Туркестане - [29]
Подача прошения в ханский дворец могла привести к вмешательству профессиональных судей. Однако судья, вне зависимости от чина, мог проводить разбирательство по делу лишь после того, как ханский дворец выразит согласие на расследование[191]. Как и Саид Мирак, казии получали от ханского дворца указания по работе с делами: к примеру, сверху мог поступить приказ вынести решение об уплате денежной компенсации или же о введении запрета на клевету[192]. На бухарском бюрократическом языке эти указания назывались амр-и ‘али — инструкции ханского суда, которым назначенные судьи следовали вне зависимости от занимаемой ими должности. Оповещение должностного лица о приказе происходило на особой публичной церемонии, во время которой правительственный указ передавался лично в руки получателю. Последний, как и в случае с грамотой о назначении на должность, целовал документ, тер его о глаза и заправлял в тюрбан (табаррук-нама-и кирами ра бусида ба-чашманам малида тадж-и сар намуда). Человек, получивший приказ, в буквальном смысле «носил его, как корону». Данную процедуру, как мы увидим ниже, совершали и казии, когда им отдавался приказ разобрать какое-либо дело. Символический смысл церемонии заключается в том, что получение такого приказа от хана было очень почетно[193]. В следующем примере приводится подробное описание процедуры получения приказа в контексте конкретного судебного разбирательства. Здесь мы видим, что и женщины могли обращаться напрямую к правителю, требуя судебного разбирательства. Мы также видим, что казии могли выступать в роли обвинения, следуя инструкциям ханского дворца.
Некая Туй-Биби из Усти[194] пришла с жалобой и поставила нас в известность [‘арз-и ‘али], что Султан-Мурад и Джум‘а-бай, нечестивые люди, вместе с Шах-Назаром, Хур-Биби и Нур-Султаном напали на нее, избили и причинили ей много страданий. [Ты приказал мне] рассмотреть [это дело] и, если все поистине обстояло так, восстановить ее честь. В случае если [ответчики будут протестовать], [ты посоветовал мне] провести слушание. О ты, опора мира, [да будет известно, что] этот проситель, желающий [тебе] угодить, взял правительственный приказ двумя учтивыми руками, поцеловал его и потер о глаза. Я призвал Султан-Мурада и Джум‘а-бая на базар Ходжа-Канфи и допросил их. Они сказали, что не нападали на женщину, и опровергли [мункир] ее претензии. Вмешались непричастные к делу влиятельные люди [аксакалан[195]ва кадхудайан-и халис], стали бесконечно молиться за моего великого Повелителя и сказали, что Султан-Мурад и Джум‘а-бай предъявили ханский документ, где написано, что они подавали иск против Туй-Биби о праве на наследство. По этой причине между ними возник корыстный спор. Они [влиятельные люди] взяли 800 таньга у Туй-Биби и отдали их Султан-Мураду и Джум‘а-баю. Последний заявил, что они отзывают свой иск о наследстве и дают Туй-Биби свидетельство об этом [васика]. Женщина также сказала, что отказывается от заявления о надругательстве над ее честью и передает двум мужчинам свидетельство о полном освобождении от судебных обязательств [хатт-и васика-и ибра’-и ‘амм]. Стороны достигли примирения, и [спор] был разрешен[196].
Из дела Туй-биби становится ясно, что казии играли незначительную роль в разрешении споров. Разумеется, когда эмир повелел казию провести рассмотрение дела, тот действовал от имени государства. Когда ответчики начали отрицать обвинение, возникла ситуация, в которой истица должна была представить доказательства. Однако в этот момент вмешалась третья сторона и добилась полюбовного урегулирования спора[197]. В разрешении конфликта казий исполнял не более чем роль нотариуса: он заверил освобождение обеих сторон от обязательств и доложил правителю, что спор разрешен[198].
Итак, в рамках юридического поля шариата в Бухаре XIX века судьи, как правило, действовали по указанию дворца. Мы должны заметить, что в некоторых случаях стороны добровольно приходили к казиям, а значит, можно предположить, что они не обращались по тому же делу к эмиру. Время от времени мы находим прошения, адресованные бухарскому правителю или ближайшим его приспешникам, из которых становится ясно, что заявители обратились к казию, помолились за благополучие эмира и подали казию жалобу на подозреваемых[199].
Однако и в этих случаях казии, по всей видимости, не имели монополии на исламское правосудие и не могли действовать независимо в рамках территориальной юрисдикции. Из переписки казиев с административным центром эмирата становится ясно, что судьям приходилось регулярно отчитываться в своей деятельности. Лица, занимавшие официальные судейские посты, были ответственны за ведение предварительных расследований и отправление правосудия в своих судах. Судьи должны были докладывать центру о каждом своем шаге, в том числе сообщать об участии в разрешении любых конфликтов. Это касалось как уголовных, так и гражданских дел, несмотря на то что в Бухарском эмирате преступления не было принято делить на категории.
В 60–70-е годы XIX века Российская империя завершила долгий и сложный процесс присоединения Казахской степи. Чтобы наладить управление этими территориями, Петербургу требовалось провести кодификацию местного права — изучить его, очистить от того, что считалось «дикими обычаями», а также от влияния ислама — и привести в общую систему. В данной книге рассмотрена специфика этого проекта и многочисленные трудности, встретившие его организаторов. Участниками кодификации и — шире — конструирования знаний о правовой культуре Казахской степи были не только имперские чиновники и ученые-востоковеды, но и местные жители.
В монографии показана эволюция политики Византии на Ближнем Востоке в изучаемый период. Рассмотрены отношения Византии с сельджукскими эмиратами Малой Азии, с государствами крестоносцев и арабскими эмиратами Сирии, Месопотамии и Палестины. Использован большой фактический материал, извлеченный из источников как документального, так и нарративного характера.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
На основе многочисленных первоисточников исследованы общественно-политические, социально-экономические и культурные отношения горного края Армении — Сюника в эпоху развитого феодализма. Показана освободительная борьба закавказских народов в период нашествий турок-сельджуков, монголов и других восточных завоевателей. Введены в научный оборот новые письменные источники, в частности, лапидарные надписи, обнаруженные автором при раскопках усыпальницы сюникских правителей — монастыря Ваанаванк. Предназначена для историков-медиевистов, а также для широкого круга читателей.
В книге рассказывается об истории открытия и исследованиях одной из самых древних и загадочных культур доколумбовой Мезоамерики — ольмекской культуры. Дается характеристика наиболее крупных ольмекских центров (Сан-Лоренсо, Ла-Венты, Трес-Сапотес), рассматриваются проблемы интерпретации ольмекского искусства и религиозной системы. Автор — Табарев Андрей Владимирович — доктор исторических наук, главный научный сотрудник Института археологии и этнографии Сибирского отделения РАН. Основная сфера интересов — культуры каменного века тихоокеанского бассейна и доколумбовой Америки;.
Грацианский Николай Павлович. О разделах земель у бургундов и у вестготов // Средние века. Выпуск 1. М.; Л., 1942. стр. 7—19.
Книга для чтения стройно, в меру детально, увлекательно освещает историю возникновения, развития, расцвета и падения Ромейского царства — Византийской империи, историю византийской Церкви, культуры и искусства, экономику, повседневную жизнь и менталитет византийцев. Разделы первых двух частей книги сопровождаются заданиями для самостоятельной работы, самообучения и подборкой письменных источников, позволяющих читателям изучать факты и развивать навыки самостоятельного критического осмысления прочитанного.
В апреле 1920 года на территории российского Дальнего Востока возникло новое государство, известное как Дальневосточная республика (ДВР). Формально независимая и будто бы воплотившая идеи сибирского областничества, она находилась под контролем большевиков. Но была ли ДВР лишь проводником их политики? Исследование Ивана Саблина охватывает историю Дальнего Востока 1900–1920-х годов и посвящено сосуществованию и конкуренции различных взглядов на будущее региона в данный период. Националистические сценарии связывали это будущее с интересами одной из групп местного населения: русских, бурят-монголов, корейцев, украинцев и других.
Коллективизация и голод начала 1930-х годов – один из самых болезненных сюжетов в национальных нарративах постсоветских республик. В Казахстане ценой эксперимента по превращению степных кочевников в промышленную и оседло-сельскохозяйственную нацию стала гибель четверти населения страны (1,5 млн человек), более миллиона беженцев и полностью разрушенная экономика. Почему количество жертв голода оказалось столь чудовищным? Как эта трагедия повлияла на строительство нового, советского Казахстана и удалось ли Советской власти интегрировать казахов в СССР по задуманному сценарию? Как тема казахского голода сказывается на современных политических отношениях Казахстана с Россией и на сложной дискуссии о признании геноцидом голода, вызванного коллективизацией? Опираясь на широкий круг архивных и мемуарных источников на русском и казахском языках, С.
Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.
В начале 1948 года Николай Павленко, бывший председатель кооперативной строительной артели, присвоив себе звание полковника инженерных войск, а своим подчиненным другие воинские звания, с помощью подложных документов создал теневую организацию. Эта фиктивная корпорация, которая в разное время называлась Управлением военного строительства № 1 и № 10, заключила с государственными структурами многочисленные договоры и за несколько лет построила десятки участков шоссейных и железных дорог в СССР. Как была устроена организация Павленко? Как ей удалось просуществовать столь долгий срок — с 1948 по 1952 год? В своей книге Олег Хлевнюк на основании новых архивных материалов исследует историю Павленко как пример социальной мимикрии, приспособления к жизни в условиях тоталитаризма, и одновременно как часть советской теневой экономики, демонстрирующую скрытые реалии социального развития страны в позднесталинское время. Олег Хлевнюк — доктор исторических наук, профессор, главный научный сотрудник Института советской и постсоветской истории НИУ ВШЭ.