Идеи о справедливости: шариат и культурные изменения в русском Туркестане - [30]
Рассмотрим несколько дел об убийстве. Иногда мы видим, что наследники жертв обращались к казиям, чтобы подать иск против подозреваемых. В подобных случаях казий обычно посылал помощника-служителя (мулазим) провести предварительное расследование. Однако перед этим казий отчитывался перед канцелярией эмира, что по закону имеет на это право, так как придерживается установленного в регионе обычая (мувафик-и та‘амул-и казийан ба мавза‘-и мазкур). Служитель суда собирал местных влиятельных лиц и уважаемых членов сообщества и вместе с ними осматривал труп на предмет насильственной смерти. Если служитель заключал, что покойный действительно был убит, то казий вызывал свидетелей. Если подозреваемые отрицали обвинения, казий не выносил решения, а вместо этого писал доклад, где с почтением уведомлял эмира, что произошло убийство человека, труп был похоронен, а наследник погибшего подал иск об убийстве[200]. Далее казий проводил слушание по делу, только если получал на это санкцию эмира. Данная бюрократическая процедура часто ставила судью в неудобное положение, когда он вынужден был сообщать эмиру о желании провести слушание по делу (мурафа‘а-и анха ра ми пурсида башам), ведь только в случае одобрения со стороны эмира он мог лично вынести решение по делу об убийстве[201].
Отчетность казиев перед эмиром не только отражает принцип работы местной бюрократической системы. Так, были случаи, когда казии обращались к эмиру за санкцией на проведение определенных судебных процедур, которые в другом случае были бы сочтены неправомерными. Бухарский казий Мулла Мухаммад Амин подготовил доклад эмиру, в котором уведомлял его о деле о побоях и женоубийстве, а также последующем задержании убийцы после признания (икрар). Эмир приказал казию провести официальное расследование. Когда судья вызвал стороны по делу, преступник стал отрицать все обвинения в убийстве, а четыре наследника жертвы отказались от иска, не потребовав никакой компенсации. В свете неожиданного разрешения ситуации казий не стал оформлять уведомление об отказе от иска (пушт-и махзар на карда). Вместо этого он написал другой доклад, в котором объяснял, что вынести решение по этому делу может эмир и только эмир и что казий поступит в соответствии с указаниями государя[202].
Как утверждалось выше, переписка казиев с эмиром и его визирями отчетливо демонстрирует, что работники правовой сферы эмирата всегда были обязаны отчитываться перед центром. Например, сохранились письма, в которых казии отчитываются перед эмиром о процедуре снятия показаний и, соответственно, о возможности доверять тому или иному свидетелю. Эта доказательственная процедура проходила следующим образом. Сначала казий оповещал главного визиря (кушбеги) о том, что одна из сторон дала показания во время слушания. Вслед за этим бухарская канцелярия отдавала приказ другому судье[203] (в некоторых случаях – кази-калану)[204] проверить достоверность (тазкийа) доказательств, представленных свидетелями[205]. Тот выяснял, насколько честны свидетели, и сообщал полученную информацию бухарской администрации[206]. Казий же, проводивший слушание по делу, ожидал дальнейших указаний из центра.
Казалось бы, бесконечная переписка между казиями и канцелярией эмира была не более чем пустым театром, где правоведы на бумаге разыгрывали подобострастное почтение к государю, а по факту просто продолжали делать свою работу, не дожидаясь разрешения правителя. Однако это является заблуждением. За пустую растрату чернил и бумаги казиям было бы сложно отчитаться; судя по огромному числу записей, накопившихся к моменту российского завоевания в мусульманских канцеляриях, от этой идеи можно отказаться сразу. Вместо этого давайте обратим внимание на имеющиеся архивные доказательства. С одной стороны, они демонстрируют, что независимая деятельность казиев со временем подвергалась все более суровым ограничениям. С другой стороны, архивные документы проливают свет на систему обвинительной власти, в рамках которой судебные расследования и другая деятельность казиев происходили, как правило, с санкции государства. Возможно, наиболее явно эта тенденция была представлена в Хорезме. Когда в 1910 году случился неурожай[207], Саид Ислам Ходжа, главный визирь при Исфандияр-хане (годы правления: 1910–1918), отправил казиям Астаны (небольшого города в 16 километрах от Хивы) особый приказ. Согласно этому приказу, казии не имели права скреплять своими печатями документы, в которых упоминаются, к примеру, хлопок или зерно. Кроме того, если проситель обращался к казию по делу, связанному с распределением продуктов сельского хозяйства, то казию следовало перенаправить его в ханский дворец. Соответственно, приказ состоял в том, чтобы казии не рассматривали дела по определенным вопросам без особых санкций (би рухсат)[208].
Лица, обращавшиеся в ханский дворец за правосудием, имели в своем распоряжении еще один инструмент. Подавая жалобу в ханский суд, истец мог попросить назначить доверенное лицо для наблюдения за процессом (аз барай-и хакикат-и ан амин талаб шуда
В 60–70-е годы XIX века Российская империя завершила долгий и сложный процесс присоединения Казахской степи. Чтобы наладить управление этими территориями, Петербургу требовалось провести кодификацию местного права — изучить его, очистить от того, что считалось «дикими обычаями», а также от влияния ислама — и привести в общую систему. В данной книге рассмотрена специфика этого проекта и многочисленные трудности, встретившие его организаторов. Участниками кодификации и — шире — конструирования знаний о правовой культуре Казахской степи были не только имперские чиновники и ученые-востоковеды, но и местные жители.
Книга посвящена деятельности императора Николая II в канун и в ходе событий Февральской революции 1917 г. На конкретных примерах дан анализ состояния политической системы Российской империи и русской армии перед Февралем, показан процесс созревания предпосылок переворота, прослеживается реакция царя на захват власти оппозиционными и революционными силами, подробно рассмотрены обстоятельства отречения Николая II от престола и крушения монархической государственности в России.Книга предназначена для специалистов и всех интересующихся политической историей России.
К трехсотлетию воссоединения Украины с Россией.
Книга представляет первый опыт комплексного изучения праздников в Элладе и в античных городах Северного Причерноморья в VI-I вв. до н. э. Работа построена на изучении литературных и эпиграфических источников, к ней широко привлечены памятники материальной культуры, в первую очередь произведения изобразительного искусства. Автор описывает основные праздники Ольвии, Херсонеса, Пантикапея и некоторых боспорских городов, выявляет генетическое сходство этих праздников со многими торжествами в Элладе, впервые обобщает разнообразные свидетельства об участии граждан из городов Северного Причерноморья в крупнейших праздниках Аполлона в Милете, Дельфах и на острове Делосе, а также в Панафинеях и Элевсинских мистериях.Книга снабжена большим количеством иллюстраций; она написана для историков, археологов, музейных работников, студентов и всех интересующихся античной историей и культурой.
В книгу выдающегося русского ученого с мировым именем, врача, общественного деятеля, публициста, писателя, участника русско-японской, Великой (Первой мировой) войн, члена Особой комиссии при Главнокомандующем Вооруженными силами Юга России по расследованию злодеяний большевиков Н. В. Краинского (1869-1951) вошли его воспоминания, основанные на дневниковых записях. Лишь однажды изданная в Белграде (без указания года), книга уже давно стала библиографической редкостью.Это одно из самых правдивых и объективных описаний трагического отрывка истории России (1917-1920).Кроме того, в «Приложение» вошли статьи, которые имеют и остросовременное звучание.
Эта книга — не учебник. Здесь нет подробного описания устройства разных двигателей. Здесь рассказано лишь о принципах, на которых основана работа двигателей, о том, что связывает между собой разные типы двигателей, и о том, что их отличает. В этой книге говорится о двигателях-«старичках», которые, сыграв свою роль, уже покинули или покидают сцену, о двигателях-«юнцах» и о двигателях-«младенцах», то есть о тех, которые лишь недавно завоевали право на жизнь, и о тех, кто переживает свой «детский возраст», готовясь занять прочное место в технике завтрашнего дня.Для многих из вас это будет первая книга о двигателях.
Главной темой книги стала проблема Косова как повод для агрессии сил НАТО против Югославии в 1999 г. Автор показывает картину происходившего на Балканах в конце прошлого века комплексно, обращая внимание также на причины и последствия событий 1999 г. В монографии повествуется об истории возникновения «албанского вопроса» на Балканах, затем анализируется новый виток кризиса в Косове в 1997–1998 гг., ставший предвестником агрессии НАТО против Югославии. Событиям марта — июня 1999 г. посвящена отдельная глава.
Коллективизация и голод начала 1930-х годов – один из самых болезненных сюжетов в национальных нарративах постсоветских республик. В Казахстане ценой эксперимента по превращению степных кочевников в промышленную и оседло-сельскохозяйственную нацию стала гибель четверти населения страны (1,5 млн человек), более миллиона беженцев и полностью разрушенная экономика. Почему количество жертв голода оказалось столь чудовищным? Как эта трагедия повлияла на строительство нового, советского Казахстана и удалось ли Советской власти интегрировать казахов в СССР по задуманному сценарию? Как тема казахского голода сказывается на современных политических отношениях Казахстана с Россией и на сложной дискуссии о признании геноцидом голода, вызванного коллективизацией? Опираясь на широкий круг архивных и мемуарных источников на русском и казахском языках, С.
В.Ф. Райан — крупнейший британский филолог-славист, член Британской Академии, Президент Британского общества фольклористов, прекрасный знаток русского языка и средневековых рукописей. Его книга представляет собой фундаментальное исследование глубинных корней русской культуры, является не имеющим аналога обширным компендиумом русских народных верований и суеверий, магии, колдовства и гаданий. Знакомит она читателей и с широким кругом европейских аналогий — балканских, греческих, скандинавских, англосаксонских и т.д.
Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.
В начале 1948 года Николай Павленко, бывший председатель кооперативной строительной артели, присвоив себе звание полковника инженерных войск, а своим подчиненным другие воинские звания, с помощью подложных документов создал теневую организацию. Эта фиктивная корпорация, которая в разное время называлась Управлением военного строительства № 1 и № 10, заключила с государственными структурами многочисленные договоры и за несколько лет построила десятки участков шоссейных и железных дорог в СССР. Как была устроена организация Павленко? Как ей удалось просуществовать столь долгий срок — с 1948 по 1952 год? В своей книге Олег Хлевнюк на основании новых архивных материалов исследует историю Павленко как пример социальной мимикрии, приспособления к жизни в условиях тоталитаризма, и одновременно как часть советской теневой экономики, демонстрирующую скрытые реалии социального развития страны в позднесталинское время. Олег Хлевнюк — доктор исторических наук, профессор, главный научный сотрудник Института советской и постсоветской истории НИУ ВШЭ.