Идеи о справедливости: шариат и культурные изменения в русском Туркестане - [119]

]. На странице 16 [трактата] «Фатава-и ‘Алийа» представлена цитата имама Абу Юсуфа, изречения других великих имамов и правовой вопрос, [ответ на который] имеет отметки: «рекомендованное мнение» [бихи йуфта], «общепринятое мнение» [‘алайхи ал-фатва]. Данные цитаты обосновывают [мое заключение]; никто не может поступать вопреки данным предписаниям; казий и муфтий никогда не [берут платы] вопреки этому. Они установили [плату] в размере одной сороковой. Я не взыскивал так много. Они также сказали, что разобрали дело [о разделе наследства]. Они солгали [йулган сузлар айтибдурлар]. Они в то время даже не задали мне ни одного вопроса; не вызывали ни истцов, ни ответчика – Мухаммада Хакима, ни кого-либо из свидетелей. Съезд даже не собирался официально; [казии] встретились в неизвестном месте и вынесли недобросовестное решение [бир йулган хукм хатт килиб]. 11 марта они послали решение городскому начальнику, а 14 марта вызвали опекуна для рассмотрения доказательств. Однако даже если бы пострадавшие подали прошение в установленный период, все же было бы невозможно [таким образом] аннулировать единственное существующее решение, принятое сообразно шариату. Если же оно противоречит шариату, то необходимо подвергнуть его судебному пересмотру и установить истину. Судью, вынесшего решение, следует допросить о том, какие нормы исламского права он применил, какие вопросы он задавал и что говорил. Истица же или ее поверенный, так же как и свидетели, должны быть вызваны в суд, а съезд казиев должен быть созван представителем колониальной администрации [падшахликдин та‘йин килинган сийаз маджлис]; ничего из этого не произошло. По этой причине я решил пояснить, какими изречениями имамов, книгами и заключениями я руководствовался, и переписал их из тех книг сюда, на поля документа. Все это я вам предоставляю с тем, чтобы истина по указанному вопросу была установлена. Очевидно, что поведение казиев нарушает исламский закон и обусловлено враждебностью ко мне [манга хусумат]. Я не считаю необходимым на наглядном примере демонстрировать [факт их] неприязни. Однако, даже учитывая, что все это отложено на потом и я не обращался к надлежащим властям, необходимо отдать решение на пересмотр другому съезду казиев, благонадежному и беспристрастному[928].

Данный шаг принес Мухитдину Ходже успех. 9 июля 1891 года областной суд аннулировал решение съезда казиев[929]. После некоторых перипетий дело было наконец передано областному прокурору, который его и закрыл. Прокурор постановил: 1) народные судьи имеют право взимать плату по местному обычаю согласно статье 226 Положения; 2) шариат как обычай жителей русского Туркестана может иметь различные толкования, ни одно из которых не обладает исключительной законной силой и все из которых при этом могут служить руководством для народных судей; 3) согласно исламским правовым источникам, казий имеет право взимать плату размером 1/40 имущества при разделе наследства; 4) Мухитдин Ходжа взял в свою пользу лишь 1/63 часть наследства; 5) «нет состава признаков лихоимства, как равно нет состава признаков подлога»[930]. Дело против Мухитдина Ходжи было прекращено,[931] и казий был полностью оправдан[932].

Ключевым фактором для разрешения дела Хамиды-Биби против Мухитдина Ходжи стала экспертиза местных правоведов. Два муфтия изучили несколько сборников фетв, чтобы судебный следователь областного управления смог установить некоторые правила относительно платы, которую имеет право взимать казий при разделе наследства. Муфтии уверили русского чиновника, что перечисленные ими источники «содержат полный шариат и служат руководством для казиев». Следователь также указал, что решения муфтиев основываются на высказываниях великих имамов, и последние все говорят, что казий имеет право забрать себе 1/40 имущества при проведении раздела наследства[933]. Возникает вопрос, понимал ли судебный следователь сложный юридический язык, которым изъяснялись муфтии. Судя по трудностям, с которыми следователь столкнулся при транскрибировании названий источников, он, скорее всего, не был знаком с подобными текстами. Более того, из дела, составленного государственным прокурором, становится очевидно, что никто из русских чиновников не проверял данную информацию и не сверял ее с фетвами, полученными от съезда казиев и от Мухитдина Ходжи.

Выводы

Покровительство мусульманских правящих династий, несомненно, являлось важным фактором обеспечения господства ханафизма в среднеазиатском регионе. Однако неизвестно, могли ли правители лично придавать данному мазхабу отдельные доктринальные черты. Возможно, покровительство государя играло гораздо бóльшую роль в политических делах, чем в юриспруденции. Тогда можно утверждать, что ханафитская гегемония прежде всего представляла собой юридический конструкт. Письменные традиции и практики передачи знаний сыграли важную роль в создании дискурса об авторитете ханафитского мазхаба. Данный дискурс распространялся за пределы таких юридических жанров, как фетва, и оказал влияние на иные письменные жанры: дворцовые хроники, зерцала для правителей и поэзию. Однако необходимо исследовать и другой аспект ханафитской гегемонии, а именно публичный характер права. Принцип публичности был неотделим от правовых практик и мест рассмотрения дел, где подданные получали представления о своих правах и обязанностях. Одним из таких мест рассмотрения споров являлся суд. Именно в суде ханафитские правоведы более решительно очерчивали границы данной правовой доктрины и активно пользовались полномочиями, позволявшими им трактовать шариат тем или иным образом. Суд также представлял собой место, где можно было обратиться к муфтию за юридическим заключением. Соответственно, ханафизм не являлся «династийным законом»