Идеи о справедливости: шариат и культурные изменения в русском Туркестане - [108]
. Прямая вовлеченность групп потомков в управление вакфами представляет собой еще одно социальное поле, стимулировавшее юридическую мысль муфтиев и породившее множество фетв. Нередко встречаются фетвы, в которых вновь утверждаются условия (шурут) того или иного вакфа. Например, с помощью фетвы правоведы могли придать дополнительную юридическую силу популярному условию вакф-наме – повторно указать, что место мутаваллия предназначено для одного из членов семьи[818]. Аналогичным образом, шайх – хранитель мазара мог обратиться за фетвой для подтверждения права распоряжения доходом с земель, принадлежащих вакфу в поддержку мазара[819]. Данное наблюдение, связанное со сценариями применения фетв, призывает нас пристально изучить отношения между фетвами и договорами.
Договоры в широком смысле представляют собой один из самых многочисленных юридических жанров, которые мы находим в среднеазиатских частных собраниях документов. В регионе необыкновенно часто встречаются договоры, составленные на персидском и чагатайском языках по правилам юридических руководств. Документы этого типа можно найти не только в крупных городских архивах, но и в таких отдаленных областях, как сельская местность Каракалпакстана. Правоведы оставили множество комментариев на тему юридической силы договора. Это связано с тем, что договоры, как и другие правовые документы, мог легко получить любой человек, способный оплатить услуги писца; соответственно, нередки были случаи подделки. Отношение мусульманских правоведов к договорам также осложняется тем, что исламское право изначально признавало бóльшую доказательную силу за устным свидетельством (байина) очевидцев, чем за письменными доказательствами (худжджа)[820]. В ранний период формирования исламского права правоведы считали, что письменные документы не добавляют определенности картине дела, и наделяли документальные свидетельства меньшей доказательной силой, чем устные рассказы очевидцев. При этом нам известно, что во всем мусульманском мире, включая Среднюю Азию, казии на практике принимали юридические документы в качестве убедительного доказательства по делу (далил/бурхан)[821]. Однако наряду с этим фактом существует авторитетная юридическая традиция, которая скептически относится к применению письменных текстов в судебном контексте. Ниже я проведу анализ трех дел, где фигурировали фетвы, связанные с договорным правом.
Первое дело демонстрирует, как можно использовать заключение правоведа, чтобы подтвердить действительность существующих договоров, защититься от попыток их нарушения и наделить их обязательной юридической силой. Истец по имени Ахмад-бек сдал в аренду половину рисового базара, пожалованного ему в пользование государем (муста’джар аз падшахи-йи хвуд). Арендатором был некий Тилу-бай, а сумма аренды составляла 1750 таньга за шесть месяцев. В течение двух месяцев Тилу-бай получал доход с арендованной собственности. Не имея перед собой никаких юридических препятствий (аз гайр-и ‘узр-и шар‘и), которые могли помешать выплатить арендную плату, Тилу-бай решил нарушить договор (иджара-и мазкура ра фасх минамайам) и отказался платить. Мы с уверенностью можем предположить, что вследствие этого Ахмад-бек и подал в суд на Тилу-бая. Истец предоставил суду следующую фетву (приводится фрагмент):
[Вопрос: ] …по исламскому праву, упомянутый договор аренды в данном случае имеет обязательную силу [‘акд-и лазим], и арендатор не имеет права нарушать его, если не имеет перед собой каких-либо юридических препятствий[822]. Принимая во внимание соглашение между упомянутыми сторонами договора[823], арендатор обязан уплатить арендную плату в каком бы то ни было виде[824]. Заявление упомянутого арендатора считается ущербом [дарар], согласно договору. [Поэтому заявление] «Я нарушаю [договор]» в отсутствие юридического обоснования не заслуживает рассмотрения[825]; не так ли?
[Ответ: ] Да, [оно не заслуживает рассмотрения][826].
Народный судья, разбиравший дело, по-видимому, усмотрел в данной фетве и в позиции Ахмад-бека определенную юридическую силу. Иным образом было бы трудно объяснить, почему Тилу-бай позже все же признал, что обязан уплатить Ахмад-беку долг по арендной плате за половину рисового базара. Тилу-бай взял на себя обязательство уплатить сумму четырьмя траншами в рублях: по 300 рублей первые три месяца и 250 рублей в четвертый месяц[827]. Чтобы обеспечить юридическую силу (сиххат) договора, Ахмад-бек попросил казия оформить соответствующее решение (хукм). Данный документ был составлен на основе признания должника (аз ру-йи икрар) и ривайата истца (аз ру-йи ривайат)[828].
Второе дело связано с продажей права собственности несовершеннолетних лиц на элементы благоустройства (сукнийат), возведенные на земле. Предметом продажи стал «каретный двор, состоящий из трех больших шатров и четырех недвижимых мастерских»[829], на большом базаре в самаркандском квартале Хваси. Акт продажи был совершен опекуном (васи) упомянутых несовершеннолетних. Продажа была заверена одним и тем же казием дважды за четыре месяца; соответственно, было оформлено два документа об одной и той же продаже
В 60–70-е годы XIX века Российская империя завершила долгий и сложный процесс присоединения Казахской степи. Чтобы наладить управление этими территориями, Петербургу требовалось провести кодификацию местного права — изучить его, очистить от того, что считалось «дикими обычаями», а также от влияния ислама — и привести в общую систему. В данной книге рассмотрена специфика этого проекта и многочисленные трудности, встретившие его организаторов. Участниками кодификации и — шире — конструирования знаний о правовой культуре Казахской степи были не только имперские чиновники и ученые-востоковеды, но и местные жители.
В своей новой книге видный исследователь Античности Ангелос Ханиотис рассматривает эпоху эллинизма в неожиданном ракурсе. Он не ограничивает период эллинизма традиционными хронологическими рамками — от завоеваний Александра Македонского до падения царства Птолемеев (336–30 гг. до н. э.), но говорит о «долгом эллинизме», то есть предлагает читателям взглянуть, как греческий мир, в предыдущую эпоху раскинувшийся от Средиземноморья до Индии, существовал в рамках ранней Римской империи, вплоть до смерти императора Адриана (138 г.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
На основе многочисленных первоисточников исследованы общественно-политические, социально-экономические и культурные отношения горного края Армении — Сюника в эпоху развитого феодализма. Показана освободительная борьба закавказских народов в период нашествий турок-сельджуков, монголов и других восточных завоевателей. Введены в научный оборот новые письменные источники, в частности, лапидарные надписи, обнаруженные автором при раскопках усыпальницы сюникских правителей — монастыря Ваанаванк. Предназначена для историков-медиевистов, а также для широкого круга читателей.
В книге рассказывается об истории открытия и исследованиях одной из самых древних и загадочных культур доколумбовой Мезоамерики — ольмекской культуры. Дается характеристика наиболее крупных ольмекских центров (Сан-Лоренсо, Ла-Венты, Трес-Сапотес), рассматриваются проблемы интерпретации ольмекского искусства и религиозной системы. Автор — Табарев Андрей Владимирович — доктор исторических наук, главный научный сотрудник Института археологии и этнографии Сибирского отделения РАН. Основная сфера интересов — культуры каменного века тихоокеанского бассейна и доколумбовой Америки;.
Грацианский Николай Павлович. О разделах земель у бургундов и у вестготов // Средние века. Выпуск 1. М.; Л., 1942. стр. 7—19.
Книга для чтения стройно, в меру детально, увлекательно освещает историю возникновения, развития, расцвета и падения Ромейского царства — Византийской империи, историю византийской Церкви, культуры и искусства, экономику, повседневную жизнь и менталитет византийцев. Разделы первых двух частей книги сопровождаются заданиями для самостоятельной работы, самообучения и подборкой письменных источников, позволяющих читателям изучать факты и развивать навыки самостоятельного критического осмысления прочитанного.
В апреле 1920 года на территории российского Дальнего Востока возникло новое государство, известное как Дальневосточная республика (ДВР). Формально независимая и будто бы воплотившая идеи сибирского областничества, она находилась под контролем большевиков. Но была ли ДВР лишь проводником их политики? Исследование Ивана Саблина охватывает историю Дальнего Востока 1900–1920-х годов и посвящено сосуществованию и конкуренции различных взглядов на будущее региона в данный период. Националистические сценарии связывали это будущее с интересами одной из групп местного населения: русских, бурят-монголов, корейцев, украинцев и других.
Коллективизация и голод начала 1930-х годов – один из самых болезненных сюжетов в национальных нарративах постсоветских республик. В Казахстане ценой эксперимента по превращению степных кочевников в промышленную и оседло-сельскохозяйственную нацию стала гибель четверти населения страны (1,5 млн человек), более миллиона беженцев и полностью разрушенная экономика. Почему количество жертв голода оказалось столь чудовищным? Как эта трагедия повлияла на строительство нового, советского Казахстана и удалось ли Советской власти интегрировать казахов в СССР по задуманному сценарию? Как тема казахского голода сказывается на современных политических отношениях Казахстана с Россией и на сложной дискуссии о признании геноцидом голода, вызванного коллективизацией? Опираясь на широкий круг архивных и мемуарных источников на русском и казахском языках, С.
Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.
В начале 1948 года Николай Павленко, бывший председатель кооперативной строительной артели, присвоив себе звание полковника инженерных войск, а своим подчиненным другие воинские звания, с помощью подложных документов создал теневую организацию. Эта фиктивная корпорация, которая в разное время называлась Управлением военного строительства № 1 и № 10, заключила с государственными структурами многочисленные договоры и за несколько лет построила десятки участков шоссейных и железных дорог в СССР. Как была устроена организация Павленко? Как ей удалось просуществовать столь долгий срок — с 1948 по 1952 год? В своей книге Олег Хлевнюк на основании новых архивных материалов исследует историю Павленко как пример социальной мимикрии, приспособления к жизни в условиях тоталитаризма, и одновременно как часть советской теневой экономики, демонстрирующую скрытые реалии социального развития страны в позднесталинское время. Олег Хлевнюк — доктор исторических наук, профессор, главный научный сотрудник Института советской и постсоветской истории НИУ ВШЭ.