И вянут розы в зной январский - [137]

– Не бойся, – ответила за нее Нелли. – Мы о них позаботимся.

Все вместе они подошли к воротам, ведущим на пирс. Багажный контролер придирчиво осмотрел их вещи: «Метки, барышня! Где у вас тут метка?» Делия еще с вечера проставила свои, выведя с полдюжины раз, будто в наказание: «Мисс Д. Фоссетт. „Пуна“, Лондон», и теперь ждала поодаль, рассеянно вспоминая, что где лежит и какой из чемоданов можно поместить в дальнее хранилище. Наконец с формальностями было покончено, и подруги влились в толпу, заполонившую причал. В разноцветном море шляпок и зонтиков сразу бросился в глаза островок цвета хаки у ближних сходней. Солдаты, все как на подбор молодые, курили и смеялись, уперев в землю ружейные приклады. Кто из них вернется домой? Думать об этом было невыносимо, и Делия, проглотив комок, отвернулась. Высокий бок парохода чернел и лоснился; по трапу заводили поджарых гнедых лошадей, и те исчезали, одна за другой, в корабельном чреве – покорно, как бараны на бойне.

Чьи-то пальцы коротко пожали ей руку, свободную от поклажи. Делия вопросительно взглянула на идущую рядом Ванессу, но та уже закрылась, приняв безразличный вид. Хотела ли она подбодрить ближнего или сама искала поддержки – как теперь узнаешь? Они продолжали двигаться бок о бок, и нарядная толпа невольно расступалась. Люди отводили глаза, кто сочувствующе, кто с суеверным страхом, и каждый – это было ясно – думал об одном: «Нам повезет. Нас минует». Что ж! Таков человек. Они с Ванессой тоже надеялись, верили – до последнего.

– Куда вы? Вот наш пароход! – окликнула их Фрэнки.

Их уже торопили: отплываем! – и они спохватились, обнялись все сразу, смущаясь и задевая друг друга локтями. Пим шмыгнула носом, Грейс добела закусила губу. «Глупая! – горячо шепнула она Делии в ухо. – Не вздумай идти на фронт, слышишь? Береги себя!»

– Отплываем, барышни! Кто тут пассажирки? Скорее!

Они расцепили руки и, втроем, кинулись наверх по шаткому трапу, дробно стуча каблуками. Остальные покинуто ждали, изредка обмениваясь репликами, а потом, завидев подруг на палубе, дружно начали махать. Впервые Делию провожали так – платочками, улыбками; по-настоящему, как других.

– А Нинни как же? – вдруг вспомнила она и, ахнув, вгляделась в толпу. – Как он мог не прийти?

– А я и не ждала его, – Ванесса тряхнула головой, но было ясно, что она сказала неправду.

Далеко вверху раздался протяжный, басовитый гудок. Небо было сплошь серым от дыма, и ветер относил его в сторону города, как последнее напоминание о тех, кто вот-вот покинет эти берега. Широкий причал дрогнул и медленно поплыл прочь. Солдаты вдалеке все еще ждали погрузки, а Делия не могла отвести взгляда от голой мачты на их корабле, похожей на кладбищенский крест.

Она перегнулась через перила – так сильно, что ноги почти потеряли опору.

«У вас есть жизнь».

– Осторожно! – Фрэнки схватила ее за плечо. – Так и свалиться недолго.

Предполуденный город таял в дымном облаке, и вот уже не стало видно ничего, кроме узкой полоски земли. Слева показались верфи Вильямстауна, а прямо по курсу, если обернуться, темнели два длинных полуострова, один напротив другого. Дальше – только океан.

Делия дождалась, пока корабль выйдет из залива, и, оставив подруг на палубе, отправилась на поиски каюты. Второй класс – все, на что они смогли накопить меньше чем за полгода; но это все же лучше, чем третий. Каюта была безоконной и маленькой: узкая лежанка вдоль одной стены, напротив – еще одна, двухъярусная. Между кроватями – умывальный шкафчик с зеркалом, голая лампочка свисает с железного, в заклепках, потолка. Ничего, зато здесь чисто, и не надо делить каюту с незнакомыми людьми. Пять недель пути – это совсем немного, если подумать. Она уже столько вынесла, что ей теперь морская качка и томительное дорожное безделье?

Присев на кровать, Делия раскрыла сумочку, чтобы достать платок, и это движение, этот щелчок застежки в тихом гуле корабельной каюты что-то напомнили ей. Так уже было однажды: она долго провожала взглядом город, где столько было пережито; потом ушла с палубы, достала из саквояжа тетрадь… Где она теперь? Кажется, в этих вещах – или в тех, что отправлены в хранилище? Делия, отчего-то волнуясь, придвинула к себе коричневый чемодан, уже слегка потертый в переездах. «Мисс Д. Фоссетт, „Пуна“, Лондон». Помни, кто ты такая. Шуршит под нетерпеливыми пальцами оберточная бумага: платье, еще одно; упаковка мыла; Агатины письма, фотографии в конверте. Верхняя выскальзывает сама собой: пятеро купальщиков и один бородатый джентльмен в костюме позируют фотографу, сбившись тесной группой на песчаном пляже. Всем весело, лишь именинница, стоящая в центре, забыла широко улыбнуться, и на ее лице так и осталось выражение несмелого, шаткого счастья.

Тетрадь была на самом дне – толстая, в синем кожаном переплете. Делия наугад раскрыла ее, скользнула пальцами по ровным, любовно выведенным строчкам.

Он, дерзкий, чаял: храбреца

Фортуна наградит по-царски.

Но рыба чахнет на песке,

И не горит огонь в реке,

И…

Дверь стукнула, и Делия, вздрогнув, прикрыла страницу рукой. Но Ванесса, кажется, ничего не заметила. Села на другой конец кровати, устало откинувшись назад, произнесла со вздохом: «Вот и все, не видно земли», – и закрыла глаза.