И улыбнется счастье… - [15]

Наконец она злилась на самого Господа Бога, который обещал не взваливать на плечи креста больше, чем человек может понести, а вот на ее плечи почему-то взвалил такой крестище, точно Виолетта была по меньшей мере святой. Стоиком, блин, анахореткой. То есть аскеткой…

Вот в таких злых рассуждениях она и пребывала в тот момент, когда явилась Аська. Аська сразу почувствовала, что у Виолетты на душе царят уныние и ярость, и примолкла, встревоженно глядя на подругу исподлобья.

— Что-нибудь случилось? — поинтересовалась она.

— Ага, — сплюнула себе под ноги, пытаясь попасть на чертову рыбу, Виолетта. — Случилась жизнь, мой друг…

— К ней-то за двадцать лет можно привыкнуть, — рассмеялась Ася.

— У меня это плохо получается. Я привыкла к курению. Даже к этой вот рыбе. Даже к собственной тупости. Только вот к жизни — никак… Ладно, пошли, а то опоздаем.

Она сдала свой дурно пахнущий товар, переоделась в подсобке и даже немного подкрасилась. Лицо было таким бледным и страшным, с этой ужасной белесой челкой…

— Налысо, что ли, подстричься? — задумчиво спросила она саму себя. — Может, потом отрастут каштановые и волнистые. Как у Аськи.

Спустя пятнадцать минут они уже шли по проспекту Кирова. По дорого купили мороженое, Аська без мороженого начинала задыхаться. Даже в лютый мороз. Ничего не надо ребеночку — только брикетик детского лакомства.

— Расскажешь, что с тобой случилось?

— Леня встретился, — хмуро поведала Виолетта Бах. Тень прошлого. Вот и стало мне обидно — он весь сияет, как новенький баксик, а я… Звезда, одним словом.

Они помолчали немного. Аська никогда не говорила глупых слов утешения — просто потому, что вообще старалась говорить глупые слова как можно реже.

— «И свет, мерцающий, неяркий, мелькнет вдали — чтобы надежду дать, что где-то нас ждут святые корабли…» — мечтательно прошептала она.

— Это откуда?

— Карло Гонсало, — лукаво улыбнулась Аська. — Я нашла в каком-то ужасно старом журнале в библиотеке.

Виолетта почувствовала, как замерло сердце.

— В журнале? — переспросила она. — Правда? Неужели его все-таки печатали?

— Значит, печатали, — подтвердила Аська. И как ни в чем не бывало лизнула свое мороженое.

— И ты не украла этот журнал?

— Из библиотеки? Грешно воровать, мой друг. Мама идет.

По улице и в самом деле двигалась Света. Увидев девушек, она остановилась. На ее лице появилась искренняя радость. «Боже ты мой, — подумала Виолетта, — все-таки Аське и тут повезло».

— Привет, девочки, — сказана им Света, когда они приблизились к ней. — Как же я вам завидую! Идете, такие свежие, счастливые, светитесь изнутри…

— Чем это? — осведомилась Аська. — В такую жару трудно остаться свежими. Правда, засветиться можно. Как фотопленка на свету.

— Глупые, — вздохнула Света. — Когда вам грянет сорок лет, как мне, будете вспоминать. Вот, скажете вы, очень давно, лет сто назад, нам было по двадцать лет. Мы шли по залитой солнцем улице, ели мороженое, и вся жизнь была впереди. А потому казалась прекрасной.

— Из этой речи можно заключить, что в сорок лет она нам таковой не покажется, — резюмировала Аська. — Если нам удастся дожить до этого возраста, конечно.

— Аська, иногда ты кажешься мне законченным циником.

— А вот Ветка считает, что я наивная и романтичная. — гордо заявила Аська.

— Ладно, — вздохнула Света. — Доживите до сорока, тогда и поговорим. Кстати, пришло письмо от Алены. Она собирается приехать. Со своим женихом.

Леня сидел на кухне с чашкой кофе в руках. Где-то слышалось мяуканье кошки, и от этого на душе было еще мерзопакостнее. То есть и так состояние этой самой души Леню не радовало, а уж надрывное кошачье рыдание и вовсе повергало несчастную Ленину душу — или, вернее то, что осталось у Лени Баха внутри, — ниц…

Виолетта…

Встреча с ней была для Лени чем-то вроде звонка будильника. Он до той поры спал, и снился ему смутный, неприятный сон, в котором Леня плавал, как в грязной луже, — причем все уверяли его, что это прекрасная река. А он сначала спорил, кричал, что не река это вовсе, а самая что ни на есть лужа, но его никто не слушал. Все смотрели со снисходительным изумлением.

Поэтому Леня в конце концов сдался. Река так река. Спорить он не станет. Раз им нравится именно так, пусть. От него уже не убудет.

Виолетта…

Девочка, щедро одаренная Богом. Девочка, которой не нашлось места под солнцем. Только в рыбных рядах. На базаре.

Он умом понимал, что сделать тогда ничего не мог, но в ушах все еще стоял Анин отчаянный крик. «Это несправедливо, Леонид! Ты знаешь, что девочка талантлива!» Он только беспомощно молчал, глядя, как Аня мечется по комнате, как львица по клетке, сжимает кулаки и замирает иногда, глядя вверх, точно надеясь увидеть там Бога и спросить его: почему?

Он включил телевизор, чтобы выгнать воспоминания.

«Глупость мешает мысленным процессам», — усмехнулся он.

Глупость на самом деле не замедлила явиться на экране. Три девицы в сверкающих бюстгальтерах, прозрачных коротких юбочках по-змеиному извивались, шепча что-то под барабанный бой. «Сей стон, — усмехнулся про себя Леня, — у них-с песней зовется…» Девицы были абсолютно бездарны и счастливы. Девицы были, что называется, раскрученными.