Осень 1998 года от Р. X.
«Старость подкралась незаметно, но ощутимо…»
Раньше Анна никогда так не уставала к концу дня. А теперь чувствовала себя так скверно, словно проработала целую неделю без отдыха. Да еще эта выматывающая головная боль — следствие непогоды и магнитных бурь…
Она едва дошла до дому и, закрыв дверь, без сил плюхнулась в кресло. Тишину вокруг нее время от времени нарушали голоса с улицы.
Там шла жизнь, и иногда Анне казалось, что ничего не меняется. Те же самые голоса, скрип качелей, тот же самый стук каблуков и даже невольно подслушанные разговоры те же… «Если сидеть так, не выходя, и не заметишь, что прожил столько лет, и черт знает что пережил…» Как у Блока. Ночь, улица и так далее… В общем, полный облом и скука смертная…
«И как они живут!» — подумала она. Если не наделить это жалкое течение дней смыслом, можно возненавидеть процесс…
Голова немного прошла, ровно настолько, чтобы Анна наконец смогла сварить себе кофе. Про ужин ей и думать не хотелось — от усталости она и есть-то ничего не могла. Может быть, попозже, решила она. Не сейчас…
Она включила музыку, просто нажала кнопку, даже не особенно заботясь, что будет слушать. Главное — не чувствовать собственное эго, подумала она. Иногда оно становится невыносимым. Иногда напоминает о том, что хочется забыть…
Пока варился кофе, голова прошла совсем, скорее всего от аромата. Анна приготовилась к блаженному вечеру — спокойному, отрешенному, как у схимника.
«Они же уходили от мира, — подумала Анна. — Почему мне нельзя? Вот пройдет еще немного времени — и я удалюсь в монастырь. Как сделала Кончита. А кому в принципе я нужна, кроме Бога? И мне, если подумать, нечего ждать от жизни. Как сказал Игнатий Брянчанинов, жить в миру — это стоять в огне и пытаться не сгореть… Не настолько я и сильна, чтобы это выдержать».
Анна усмехнулась невесело — а что она вообще могла бы выдержать? Свою жизнь? Окружающее ее безликое и потому ненаказуемое зло? Всеобщую шизофрению? Где можно спастись, если не рядом с Богом?
Кинг…
Она зря про это вспомнила, зря… Столько лет она пытается спрятаться. Столько лет говорит себе: «Он просто уехал… Он бросил меня, разлюбил и уехал…» Но те воспоминания иногда приходят сами, разрывая тяжелую цепь, могильную ограду, где она навеки погребла их. Чтобы выжить…
Она закрыла глаза, пытаясь остановить слезы. «Позвольте мне спросить: вы ангел Сан-Франциско?..» Да, она больше никогда не смогла выйти на сцену. Да, она ничего не хотела слышать. Кто мог тогда ее понять? Девочку с великим будущим, которая от этого самого будущего отказалась? Повернулась и ушла прочь — в темноту. Человек, который разрушил ее жизнь, жив. Она чувствует это, она и себе не может объяснить, почему она это знает, откуда…
«Мышка, взгляни сюда… Вот это и есть старик Джим. Умер, говорят, от сердечного приступа… А еще говорят, что он просто послал всех на фиг и ушел к своим любимым индейцам в резервацию. Теперь мчится по утрам на белом коне, и зовут его Джим Вольное Перо».
Кинг, а ты теперь как зовешься?
«Знаешь, как он говорил? „Жить надо быстро, умереть молодым…“ Что-то, мне кажется, он напутал. Жить надо долго… Потому как ничего сделать не успеешь толком, если будешь жить быстро».
Почему же ты не стал жить долго?
А теперь все кончилось. Да, поезд-то ушел, но и лестницу она больше не видит. А еще она не хочет видеть прежних друзей. Никого. Ни Бейза, ни Майка, ни Ирину… Потому что это все — воспоминания. Это — возобновление вечной боли.
— Да и никого я иной раз видеть не хочу, кроме Бога, — прошептала она. — Я так думаю, это потому, Кинг, что Он-то тебя теперь все время видит. Вот мне и кажется, что, говоря с Ним, я и с тобой могу… А если бы я поверила, что Его нет, жизнь моя стала бы похожей на свинью-копилку… Вроде кто-то туда складывает монетки, а я не понимаю зачем. И монетки мелкие… А так я знаю, что ты просто ждешь меня, сидишь там, на самом верху лестницы, болтаешь с Богом и ждешь, когда я приду. Старая, сморщенная, как огурец… Приду, ты взглянешь и скажешь: «Ну и ну… Зачем она мне, эта старая грымза?»
Анна и сама не знала, плачет ли сейчас или смеется… Но ей снова стало легче. Как будто кто-то нежно коснулся ее волос. Невидимый и потому с легкими прикосновениями… Коснулся и тихо прошептал: «Глупости ты говоришь, Мышка… Души возраста не имеют. Души — они или красивые, или уродливые… Примерно как тела, только красота их зависит от другого. Никаким макияжем не подправить…»
Все, Мышка, тут другое… И ты будешь такая, как есть на самом деле. Какой ты сама себя не знаешь.
