Hvalfanger / Китобой - [19]

…Она первой начала двигаться. Обхватив его шею, перехватив поцелуй, повела бедрами. И их первый раз стал вполне полноценным.

— А ты — мой. Яблочный, — и ее губы впились в его.

Сигмундур ни с кем, нигде, никогда такого не чувствовал.

Она словно бы была его. Для него. Всегда.

До боли идеальная…

…И когда сейчас Берислава изгибается дугой, ловя свое наслаждение, когда стонет, требуя его сильнее, когда почти хнычет, цепляясь за его руки и получая свое, Сигмундур ощущает себя самым счастливым.

И видит, понимает, осознает наконец, что эту девушку от себя не отпустит.

* * *

Берислава лежит на груди китобоя, лениво водя по ней пальцами. Довольная, развеселившаяся, еще румяная после своего первого, и такого приятного секса, она глубоко и спокойно дышит, наслаждаясь теплом, что греет и изнутри, и снаружи. Больше в этом доме она не мерзнет.

Сигмундур зарывается лицом в ее волосы, с удовольствием впитывая тот аромат, что слышит. Один из немногих.

— Сколько тебе лет?

Девушка хихикает.

— Это стало важным?

— Мне интересно, — китобой, перебирая ее локоны, пожимает плечами.

— Я уже говорила.

— Это правда?

— Да, — она с негромким вздохом, чуть повернув голову, целует его плечо. Как в тот, первый раз. Только теперь по всему телу мужчины бегут мурашки. — А тебе?

— Мне?

— Ты мне так и не сказал, — журит она.

Сигмундур посмеивается.

— Тридцать шесть.

Пара изумленных зеленых глаз, внутри которых смешинки, встречается с его.

— В два раза больше? Так бывает?

— Как видишь, — он гладит ее спину, радуясь тому, что больше не прячет ее одеждой, — тебе не холодно?

— Ы-ым, — девушка радостно качает головой и прижимается к нему крепче. Но теперь просто от желания близости, нежели в попытках согреться.

Эта тишина, такая блаженная и глубокая, радует слух. Сигмундур за столько времени впервые ощущает себя по-настоящему свободным. И, хоть завтра ждет тяжелый день на корабле, хоть обещают бурю из снега, хоть он снова станет пахнуть китами… ему все равно. Жизнь его уже не будет прежней, а это воодушевляет. В той ужасной жизни не было ничего. Берислава дарит ему все этой ночью.

— Что с тобой случилось? — тихо, словно бы вопрос запрещенный, она осторожно проводит пальцем по шраму на его груди. Он расчерчивает ее на две неровных части полосой без волос.

— Я учился резать китов.

— Это как-то?..

— Ага. Слишком усердствовал и заодно вспорол себя. Еще и здесь, — указывает на область у глаз, где два небольших шрама красуются среди ровной кожи.

Он говорит об этом спокойно, без лишних эмоций и воспоминаний. Это часть работы. Это нормально. Все ранятся. И ему еще повезло, как полному новичку.

Только Бериславе до спокойствия, почему-то, далеко. Она с грустной, подрагивающей улыбкой подвигается ближе и целует его шрамы. От начала до самого конца. А потом и у глаз.

— Любишь отметины?..

— Нет, — она хмуро качает головой, недовольная такой идеей, — просто мне жаль.

— Это было давно.

— А мне все равно жаль.

Ее упрямство, помноженное на нежность, растапливает китобою сердце окончательно.

Он, перехватив ее бедра, резко усаживает Бериславу к себе на талию. Гладит ее ребра.

— Эй…

— Дай мне полюбоваться видом, пожалуйста, — довольный, он по прядям устраивает ее волосы спереди, поглаживая их, — ты ужасно красива.

Смущенная девушка улыбается.

— У меня тоже вид что надо, — и ведет руками по его плечам, по груди, по ребрам. И вдруг почесывает там, проверяя на стойкость к щекотке.

Сигмундур почти сразу начинает смеяться, завертевшись под ней.

— Правда боишься? — развеселившись, она его по-настоящему щекочет. Такой большой, необъятный, он вызывает истинное умиление, едва ворочается под ее пальцами. Подчиняется ей. Дает над собой совладать.

— Я не для того тебя туда посадил…

— А для чего же?

Блеснув глазами, китобой так же резко, как и начал все это, переворачивает их на другой бок. Теперь сам нависает над девушкой, перехватывая ее руки. Она все еще смеется, такая потрясающе красивая, нежная и молодая. Она бесподобна.

— Ну дай, — она пытается вырвать руку, дабы добраться до его ребер, — ты так красиво смеешься… пожалуйста!

Сигмундур ласково целует ее лоб.

— Дам, если расскажешь мне, почему оказалась на корабельной базе.

Берислава закатывает глаза.

— Ничего интересного.

— В щекотке — тоже.

Она останавливается, прекращая вырываться. Глядит на него каким-то странным, пронизывающим взглядом. Мрачнеет. Но зато не молчит.

— Я сбежала из школы. Она немногим севернее Нуука.

— Школы?..

— Громкое название для почти тюрьмы. Частной. Но мне удалось подкупить одного из охранников.

Сигмундур смотрит на нее с неверием.

Берислава отворачивается, прекрасно это уловив. Пытается повернуться на бок.

— Эй, — китобой останавливает ее, наклонившись ниже. Несколько раз осторожно целует в плечо, — почему ты там оказалась? Россия очень далеко.

— Отцу нужно было место, откуда я не убегу. На год, дабы уладить все вопросы, — бурчит она.

— В Гренландии? Ты же боишься холода…

— Зато здесь тихо и спокойно, как он сказал. И буду привыкать к климату Исландии.

— Он гораздо мягче.

— Ему-то откуда знать? — Берислава все же изворачивается, и обиженно, и с горечью взглянув на Сигмундура, — он меня искать не будет… ему сказали, я утопилась в океане.