Хроники 1340–1350 - [360]

Но вот случилось однажды, что сеньор де Корасс и граф де Фуа весело беседовали об Ортоне и его повадках. «Сир де Корасс, — спросил граф между делом, — доводилось ли вам хоть раз видеть вашего посыльного?» — «Клянусь честью, монсеньор, ни разу, — ответствовал рыцарь, — да я никогда и не приставал к нему с этим». — «Не приставали? — сказал граф. — Вот удивительно! Будь он расположен ко мне столь же хорошо, сколь и к вам, я бы непременно уговорил его показать себя. И я вас прошу, чтобы вы постарались это сделать, а потом описали мне его облик и форму. Помнится, вы говорили, что он изъясняется на гасконском не хуже нас с вами?» — «Ей-богу, — сказал сир де Корасс, — это правда. Он говорит на нем так же хорошо и красиво, как вы. И, клянусь честью, я постараюсь его увидеть, раз вы мне это советуете».

В одну из последующих ночей сир де Корасс лежал в опочивальне на кровати вместе со своей женой, которая к тому времени уже совсем свыклась с голосом Ортона и слушала его без всякого страха. Вскоре туда явился и сам Ортон, который первым делом выдернул подушку из-под крепко спавшего сира де Корасса. «Это еще кто?» — спросил немедленно пробудившийся рыцарь. «Ортон, и никто иной!» — прозвучал ответ. «И откуда ты взялся?» — «Я вернулся из Праги, что в Богемии. Римский император скончался[1866]!» — «Когда это случилось?» — «Позавчера». — «А сколько дней пути отсюда до богемской Праги?» — «Сколько? — сказал Ортон, — Дней шестьдесят, не меньше». — «И, тем не менее, ты сразу оттуда вернулся?» — «Конечно! Я ведь ношусь как ветер, а то и быстрее!» — «У тебя что, крылья?» — «Разумеется, нет!» — «Тогда почему ты можешь перемещаться так быстро?» — «А вот это уже не ваша забота», — отрезал Ортон. «Ошибаешься, — возразил рыцарь, — я бы весьма охотно поглядел на тебя, дабы знать твою форму и облик». — «Эти вещи вас не касаются, — повторил Ортон, — довольствуйтесь тем, что, имея возможность меня слышать, вы получаете точные сведения о дальних странах». — «Честное слово, Ортон! — сказал сир де Корасс, — я полюбил бы тебя больше прежнего, если б только увидел!» — «Что ж, — сказал гонец-невидимка, — коль скоро вы так страстно желаете на меня поглядеть, то будь по-вашему: первым предметом, на котором вы задержите свой взор, соскочив завтра утром с постели, буду я». — «Этого будет вполне достаточно, — согласился сир де Корасс, — ладно, ступай. Я даю тебе отпуск на эту ночь».

Следующим утром сир де Корасс стал подниматься с постели, но его жена была столь напугана, что даже сказалась больной, лишь бы совсем не вставать в тот день. Когда же рыцарь начал настаивать, чтобы дама все-таки поднялась, она ему возразила: «Но ведь тогда я увижу Ортона, а мне, с божьего дозволения, вовсе не хотелось бы видеть его и, тем более, до него дотрагиваться». — «Именно это я сейчас и сделаю», — ответил рыцарь. Тут он совершенно хладнокровно соскочил с ложа и, усевшись на его приступок, оглядел комнату. Разумеется, он надеялся сразу увидеть Ортона, но не заметил и намека на его присутствие. Тогда, подойдя к окну, рыцарь отворил ставни, дабы лучше осветить опочивальню, но так и не нашел ничего такого, про что он мог бы сказать: «Вот он — Ортон!»

День прошел, и ночь наступила. И вот, когда сир де Корасс уже улегся в постель, вновь прилетел Ортон и по своему обыкновению затеял разговор. «Иди, иди отсюда, пустомеля, — промолвил рыцарь, — минувшим днем ты должен был себя показать, но так и не появился». — «Разве? — сказал Ортон, — я сделал это!» — «Видит Бог, что нет, насколько я знаю». — «Разве не наблюдали вы, соскочив с постели, некоторой странности?» Тут сир де Корасс поразмыслил немного, а потом его осенило: «Точно, — сказал он, — сидя на приступке и думая о тебе, я вдруг увидел на полу две длинные соломинки, которые кувыркались и танцевали друг с другом». — «Ну да! — сказал Ортон. — Ведь это я и был! Просто я принял такую форму». — «Ей-богу, этого мало, — сказал сир де Корасс, — я прошу тебя принять другую форму — такую, в которой я смог бы тебя приметить и узнать». — «Вы добьетесь того, что мое терпение лопнет и вы меня потеряете, — ответил Ортон. — Вы требуете слишком многого». — «Что ты! — сказал рыцарь. — Я не стану тебя донимать! Не сердись! Вот если б только мне один-единственный раз взглянуть на тебя в твоем истинном обличии, то я бы уже никогда не заикался об этом». — «Ладно, — сказал Ортон, — завтра вы меня увидите. Но глядите в оба: первой вещью, на которую вы обратите внимание, выйдя из спальни, буду я, вне всяких сомнений». — «Договорились, — молвил сир де Корасс, — а теперь ступай. Я тебя отпускаю, ибо мне нужно поспать и отдохнуть». И Ортон улетел.

На следующий день, в третьем часу, сир де Корасс поднялся с ложа и подобающим образом оделся. Затем, покинув опочивальню, он вышел на открытую галерею, которая смотрела во внутренний двор замка. И первое, что он увидел, бросив свой взгляд во двор, была свинья невиданных доселе размеров. Однако она была такой худой, что, казалось, состояла лишь из костей да плешивой шкуры. Ее большие, длинные уши[1867] свисали вниз и были совсем изодраны, а морда с длинным, заострившимся рыльцем выглядела изнуренной от голода.