Хроники 1340–1350 - [362]

Жак, стремившийся исполнить свой скверный замысел, попросил даму, чтобы она сводила его в донжон, ибо, по его словам, он приехал отчасти для того, чтобы его осмотреть. Дама легко согласилась, и они пошли туда лишь вдвоем. Поскольку дама оказала гостю очень теплый прием, слуги и камеристки решили, что она полностью доверяет ему свою честь. Успокоенные этим, они не последовали за ними в башню.

Лишь только они вошли в донжон, Жак Ле-Гри захлопнул за собой дверь. Дама не придала этому значения, думая, что дверь захлопнулась ветром, а Жак уверил ее, что так и есть.

Когда они оказались наедине, Жак Ле-Гри, поддавшись козням врага человеческого, обнял даму и сказал:

«Сударыня! Знайте доподлинно, что я вас люблю как самого себя! Но мне нужно исполнить мое желание».

Дама очень испугалась и попыталась закричать, но оруженосец плотно заткнул ей рот маленькой перчаткой, которая была при нем. Затем он ее крепко стиснул (ибо он был сильным, хватким и ловким) и повалил на пол. Там он изнасиловал даму и насладился ею, вопреки ее воле.

Сделав это, он сказал:

«Сударыня, если вы хоть словом обмолвитесь о случившемся, вы себя обесчестите. Молчите об этом, и я сделаю то же самое ради вашей чести».

Дама, очень горько рыдая, ответила:

«О подлый злодей! Я буду молчать, но вовсе не столь долго, как вам это нужно!»

С этими словами она открыла дверь и спустилась вниз, а оруженосец — следом за ней.

Было ясно видно, что дама расстроена и заплакана. Однако ее слуги решили, что она огорчена потому, что оруженосец сказал ей какую-нибудь печальную новость о ее муже или ее родителях.

Юная дама ушла в свой покой и затворилась. Там, наедине с собой, она облегчила душу в очень горьких стенаньях и жалобах.

Тем временем Жак Ле-Гри сел на своего скакуна, выехал из замка и вернулся ко двору своего сеньора, графа Алансонского. Когда он предстал перед графом, было десять часов, а в четыре часа утра его тоже видели в графском дворце. Однако, забегая вперед, объясню вам, почему я говорю о временных сроках. Дело в том, что позднее по этому поводу в Париже началась великая тяжба, и все было тщательно расследовано и изучено судебной комиссией.

Тот день, когда с ней случилось это горестное событие, госпожа де Карруж провела в замке совершенно подавленная. Однако она сносила несчастье со всем возможным спокойствием и не стала делиться ни со слугами, ни с камеристками, ибо ясно видела и понимала, что разговоры об этом принесут ей больше хулы, нежели чести. Но она хорошо запомнила и затвердила тот день и час, когда Жак Ле-Гри приехал в замок.

И вот, наконец, ее супруг сир де Карруж вернулся из путешествия. При встрече дама оказала ему очень теплый прием, равно как и все его люди. День прошел, и ночь наступила. Сир де Карруж улегся в постель, однако дама, к его немалому удивлению, ложиться не захотела. Несмотря на его настойчивые призывы, она под разными предлогами отказывалась присоединиться к нему. При этом она с задумчивым видом ходила по опочивальне из угла в угол.

Наконец, когда все их люди уже улеглись, дама встала перед мужем на колени и очень жалобно поведала ему, что с ней случилось. Сначала рыцарь отказывался поверить, что все было именно так. Тем не менее, дама рассказала ему такие подробности, что он был вынужден уступить. Он молвил:

«Ладно, сударыня! Если дело было именно так, как вы говорите, я, разумеется, вас прощаю. Но оруженосцу придется умереть в соответствии с тем советом, который я получу от моих и ваших родственников. А если я обнаружу в ваших словах обман, вы навсегда лишитесь моего общества».

Тогда дама с еще большим пылом стала убеждать его, что весь ее рассказ — чистая правда.

Так прошла ночь. На следующий день рыцарь велел написать много писем и разослал их самым надежным родственникам своей жены, а также родственникам со своей стороны. И устроил он так, что все они в тот же день съехались в его замок Аржантей. Достойно приняв гостей, рыцарь собрал их в одном покое и объявил причину, по которой они были приглашены. Затем он велел супруге по порядку изложить все обстоятельства случившегося. Ее рассказ вызвал великое удивление. Наконец, рыцарь попросил совета. Ему сказали, чтобы он съездил к своему сеньору, графу Алансонскому, и изложил ему все дело. Он так и поступил.

Граф, очень сильно любивший Жака Ле-Гри, не захотел верить рыцарю. Он назначил день, в который обе стороны должны были предстать перед ним, и пожелал, чтобы дама тоже при этом присутствовала, дабы обстоятельства случившегося были описаны как можно более живо. Дама явилась ко двору графа в сопровождении своей многочисленной родни.

Тяжба была долгой и трудной. Рыцарь выдвинул обвинение и иск против Жака Ле-Гри от имени своей супруги, которая вновь описала все обстоятельства дела. Жак Ле-Гри упорно отвергал обвинение, говоря, что ничего не было, и дама возводит на него напраслину. При этом он выражал крайнее удивление — за что, мол, она его так ненавидит!

С помощью придворных графа Алансонского, Жак сумел хорошо доказать, что в день, о коем шла речь, его видели в замке, в четыре часа. Меж тем граф говорил, что в десять часов Жак находился при нем, в его покое, и, конечно же, он не мог всего за четыре с половиной часа дважды покрыть расстояние в 24 лье и совершить то, в чем его обвиняют. Наконец, желая помочь своему оруженосцу, граф сказал даме, что ей все приснилось. И приказал он своей властью, чтобы этот вопрос закрыли и никогда больше к нему не возвращались.