Хроники 1340–1350 - [361]

При виде этой свиньи сир де Корасс испытал великое удивление. Однако он смотрел на нее без всякого удовольствия, — такой она ему показалась уродливой и противной! Поэтому он приказал своим людям: «Эй, живо спустите собачью свору! Я хочу, чтоб эту свинью затравили и съели!» Слуги поспешили отворить псарню и спустили собак. Тут свинья издала истошный вопль и пристально посмотрела на сира де Корасса, который стоял перед своей спальней, облокотившись о перила галереи. С того момента свинью больше никто не видел, и никому не известно, что с нею сталось, ибо она растаяла в воздухе.

Между тем сир де Корасс в глубокой задумчивости вернулся к себе в покой, и там на него нашли воспоминания об Ортоне. «Полагаю, — сказал он жене, — что я видел сегодня своего гонца. Теперь я раскаиваюсь, что спустил на него собак. Вряд ли мы еще свидимся, ибо он не раз предупреждал, что стоит мне его обидеть — я сразу его потеряю». Он сказал правду: никогда с тех пор не появлялся Ортон в замке сеньора де Корасса. И уже менее чем через год добрый рыцарь скончался. Боже, храни его душу!

Ну, вот я и рассказал вам о духе Ортоне и о том, как одно время он весьма охотно доставлял вести сиру де Корассу». — «Так-то оно так, — сказал я оруженосцу, завершившему свое повествование, — однако к чему вы клоните? Неужели графу де Фуа служит один из таких посыльных?» — «Действительно, — ответил оруженосец, — многие беарнцы подозревают именно это. Ведь ничего, задевающего интересы графа, не может быть совершено здесь, в Беарне, или где-нибудь еще, без того, чтобы граф тут же об этом не узнал, как бы ни оберегались его противники. Сюда же следует отнести и его сообщение о гибели в Португалии наших добрых рыцарей и оруженосцев. Кроме известности и уважения, которыми граф пользуется, благодаря своей необычайной осведомленности, он извлекает из этого вполне определенную и немалую выгоду. Ибо случись в его хозяйстве пропасть не то что золотой иль серебряной ложке, а вообще любой мелочи, — он сразу же будет об этом знать».

Затем я распрощался с оруженосцем и присоединился к другой компании, где мне удалось славно повеселиться и развлечься. Но, несмотря на это, я твердо запомнил весь рассказ оруженосца, как явствует из вышеизложенного.

Глава 49 [1868] О судебном поединке, который состоялся в Париже между рыцарем Жаном де Карружем и оруженосцем Жаком Ле-Гри

В ту пору[1869] во Франции и даже в отдаленных пределах королевства очень много говорили о судебном поединке не на жизнь, а на смерть, который должен был состояться в Париже по приговору и постановлению Парижской судебной палаты.

Уже более года длилась тяжба между двумя сторонами, а именно: между рыцарем, коего звали мессир Жан де Карруж[1870], и оруженосцем по имени Жак Ле-Гри[1871]. Они были вассалами и придворными графа Пьера Алансонского[1872], и оба пользовались его благоволением. Однако Жак Ле-Гри был у графа в особой милости. Граф ставил его выше всех прочих и очень ему доверял, хотя у него и не было никаких выдающихся заслуг. Оруженосец низкого происхождения, он сумел пробиться наверх лишь потому, что фортуна часто возносит таких, как он. Оказавшись на вершине ее колеса, эти люди воображают, что добились прочного положения. Но тут-то фортуна и сбрасывает их в грязь, и они оказываются еще ниже, чем были когда-либо прежде.

Смертельный поединок между названными господами стал поводом для очень большого удивления. Узнав, что готовится столь необычное дело, многие люди из королевства Французского и из прочих земель прибыли к объявленному дню в Париж. Однако, прежде чем описывать сам поединок, я объясню вам суть дела в соответствии с тем, что мне удалось разузнать.

Мессир Жан де Карруж всегда имел склонность к путешествиям. И вот однажды он загорелся желанием отправиться за море, чтобы как-нибудь отличиться. Он попросил у графа Алансонского дозволения на отъезд, и тот легко его дал.

У рыцаря была супруга — молодая, красивая, добрая, умная и хорошо воспитанная. Он тепло с ней простился, как обычно делают рыцари, уезжающие в дальние края. Когда он уехал, дама вместе с прислугой осталась жить в замке, который стоит на границе земель Перша и Алансона. Насколько мне известно, этот замок называется Аржантей.

Итак, рыцарь простился и решительно отправился в путь, а дама, как уже сказано, стала жить в его замке с прислугой. При этом она всегда вела себя очень благоразумно и сдержанно.

Случилось, однако, — ив этом вся сущность дела! — что дьявол, с помощью развратных и порочных искушений, проник в душу Жака Ле-Гри, который находился подле своего сеньора, графа Алансонского, поскольку был его главным советником. И, как потом стало ясно, он замыслил совершить очень большое злодейство. Однако это злодейство так и не было доказано судебным путем, а сам Жак Ле-Гри тоже никогда в нем не сознался.

Жак Ле-Гри возмечтал о жене мессира Жана де Карружа. Он хорошо знал, что она живет в замке Аржантей с немногочисленной прислугой. Поэтому однажды он выехал из Алансона на превосходном скакуне и, не жалея шпор, примчался в замок. Когда он спешился, местные слуги оказали ему очень радушный прием, потому что он и их господин служили одному сеньору и были товарищами. Дама, не подозревая ничего худого, тоже приняла гостя очень ласково. Она отвела его в свой покой и показала ему много своих рукоделий.