Хороший год - [31]

— Пожалуйста! Вы же во Франции, для курильщиков это сущий рай.

Макс принес старинную пепельницу и пододвинул к гостье. Кристи достала из сумки пачку сигарет и закурила.

— Идиотская привычка. Наверняка я — единственный человек в Калифорнии, который балуется никотином вместо травки. — Она пустила в потолок струю дыма. — Ну вот. После похорон надо было разобрать мамины бумаги: банковские счета — страховки, словом, как всегда в таких случаях. Короче, я наткнулась на письмо, очень старое, от какого-то парня по имени Генри; он писал, что скучает по ней и хочет, чтобы она переехала к нему во Францию. В том же конверте лежала его фотография, очень нечеткая, — сидит на солнце возле бара. Думаю, это был он.

— Правда? А снимок у вас с собой?

— В сумке, она в машине. В общем, мне стало любопытно, я начала расспрашивать соседей, всех, кто знал маму еще в молодости. Выяснилось, что этот самый Генри какое-то время жил в Калифорнии, и они с мамой... ну, вы понимаете, встречались, что ли. — Она допила кофе и благодарно улыбнулась мадам Паспарту, когда та подлила ей еще. — Любопытство взыграло еще сильней, и я первым делом запросила в Сакраменто свою метрику. А там было указано имя отца.

— Генри Скиннер?

Она утвердительно кивнула.

— Потому я и приехала сюда. Решила, что пора познакомиться с отцом. — Она загасила недокуренную сигарету и пожала плечами: — Видимо, опоздала.

— Боюсь, что так. — Макс покачал головой. — Мне очень жаль. Он умер месяц назад. Скажите, а как вы узнали, куда ехать?

— Один старинный мамин друг работает в Вашингтоне, в госдепартаменте. На поиски ушло несколько недель, но эти ребята могут разыскать что угодно.

Макс опять покачал головой и встал:

— Позвольте вам кое-что показать.

Он зашел в гостиную и вернулся с фотографией в серебряной рамке. Вынул спрятанный сзади, под лоскутом бархата, второй снимок, побуревший и потрескавшийся от времени, и положил его перед Кристи.

Она долго молчала, вглядываясь в фотографию.

— Вот это да! Фантастика. — Она посмотрела на Макса, потом опять на карточку. — Это же моя мать. А это, полагаю, мой отец.

— И мой дядя, — добавил Макс. Под тем предлогом, что ей надо убрать посуду, мадам Паспарту склонилась к столу и вперилась в фотокарточку, но, к своему великому огорчению, так ничего и не поняла.

— Месье Макс, — не выдержала она, — qu'est-ce qui se passe?[97]

Макс почесал в затылке:

— Я и сам не очень понимаю.

Повернувшись к Кристи, он стал рассказывать про то, что знал сам: про свои приезды к дяде на школьные каникулы, про дядину смерть и завещание. Завещание... Макс вдруг вспомнил, о чем предупреждала его Натали Озе. Он снова взял в руки снимок.

— Господи, я ж об этом напрочь забыл. Интересно... — Он глянул на Кристи: — Слушайте, мне надо позвонить.

— Звоните, раз надо, — улыбнулась она.

Когда Макс дозвонился до конторы нотариуса, секретарша сообщила, что мэтр Озе на несколько дней уехала в Париж. Макс повесил трубку и безвольно откинулся на спинку стула.

— Дело в том, что во Франции есть закон о наследстве, — объяснил он. — После смерти человека его собственность переходит к ближайшему родственнику — мужу, жене, детям. Выбора нет. Но когда дядя Генри составлял завещание, он думал, что я его единственный родственник. О вас-то он понятия не имел. — Макс нахмурился. — Вообще это довольно странно. Почему он о вас ничего не знал?

— Сначала мама вышла замуж за парня по имени Стив Робертс, но семейная жизнь у них не заладилась. А потом, наверно, решила, что не годится ей... ну, ехать к вашему дяде с таким подарочком на руках. А может быть, просто не любила его. Кто знает?

Чисто рефлекторно Макс взглянул на часы — как истый англичанин, он ждал минуты, когда уже позволительно будет пропустить первый стаканчик, — затем встал, принес к столу бокалы и достал из холодильника бутылку rosé.

— Вы догадываетесь, куда я клоню? Если вы дочь дяди Генри, его завещание может оказаться недействительным. — Он налил вина и протянул бокал Кристи. — А это, в свою очередь, означает, что по закону собственность должна перейти к вам.

— Бред, — засмеялась Кристи, — полный бред. — Она отхлебнула из бокала и, прежде чем проглотить, подержала напиток во рту. — Гм, вкусно. Отличное сухое вино. Что тут смешано? Гринаш и сира?[98] — Она взяла бутылку и посмотрела на этикетку. — Рядом с этим наш зинфандель[99] покажется сиропом от кашля.

— Я смотрю, в вине вы худо-бедно разбираетесь?

— Конечно. Я же выросла в долине Напа, а теперь работаю на винном заводе. В отделе рекламы. Езжу по винодельням.

Макс кивнул, но мысли его были далеко. До него только сейчас стало доходить, что все, сказанное им девушке, — даже если она ему не поверила — почти наверняка сущая правда. Согласно каверзному французскому законодательству, незаконная дочь вполне может иметь преимущество перед законным племянником. Именно теперь, когда он начал потихоньку вживаться в роль богатого и цивилизованного винодела, его будущее стало проблематичным. Крайне проблематичным. По самой что ни на есть фундаментальной причине, с которой нельзя не считаться и которая не исчезнет сама собой. Так есть у него здесь будущее или нет?