Хитроумный план щеголей, или В погоне за женой - [11]

Эймуэлл. Значит, он не первый раз в Англии?

Боннифейс. В том-то и дело, сударь, что первый. Он, как говорится, большой знаток в языках. А уж как по-латыни начнет — заслушаешься!..

Эймуэлл. А вы знаете латынь, мистер Боннифейс?

Боннифейс. Да нет, сударь, куда мне, как говорится! Но он хорошо изъясняется, быстро так.

Эймуэлл. Просите его.

Боннифейс. Да вот и он, как говорится.

Входит Фуагар.

Фуагар. Мир вам, джентльмены!

Эймуэлл. Ну и француз! — Ваш слуга, сударь.

Фуагар. Я рад-радешенек, ш вами пожнакомиться. Ваш сервант, шударь. И ваш так же тошно.

Джибит. А вы, отец, здорово по-английски выражаетесь. Только вот акцент мешает.

Фуагар. Я, милок, все шлова знаю. Только вот нам, загранишным, никак не швязать ваш язык и наших шлюх.

Эймуэлл (в сторону). Ну и француз, не иначе из Ирландии! (Фуагару.) — Вы родились во Франции, святой отец?

Фуагар. Училша я там, родилша в Брюшеле и подданный ешть короля гишпанского, милок.

Джибит. Да ведь королей-то испанских нынче — двое[17], так вы какого из них подданный?

Фуагар. Пока не знаю, милок.

Эймуэлл. Полно, капитан, вы слишком много требуете от святого отца. Ведь он иностранец.

Фуагар. Пущай его, милок! Нашего брата, француза, ш папталыку-то не шабьешь!

Эймуэлл. Оставим споры, джентльмены. Хозяин, обед готов?

Боннифейс. Как говорится, на столе!

Эймуэлл. Прошу, джентльмены! В эту дверь!

Фуагар. Нет-нет, шпервоначала вы, капитан.

Эймуэлл. Нет-нет, святой отец, мы все следуем по стопам церкви.

Джибит. Что верно, то верно! (Выходит первым.)

СЦЕНА ТРЕТЬЯ

Галерея в доме леди Баунтифул.

Входят в обнимку Арчер и Скраб; оба поют.

У Скраба в руке кружка. Джипси подслушивает издали.

Скраб. Ля-ля-ля! А ну, приятель, споем-ка эту песню еще разок!

Арчер. Нет, хватит. Мы эдак весь дом переполошим. А ты умеешь хранить тайну?

Скраб. Еще бы! Клянусь честью джентльмена.

Арчер. Верю. Так я расскажу тебе, кто мой хозяин: лорд виконт Эймуэлл. Он дрался недавно в Лондоне на дуэли, и так как он опасно ранил своего противника, то счел за лучшее покинуть столицу, пока не выяснится, смертельна рана или нет. Здесь его никто не знает, вот он и приехал сюда. Понятно?

Джипси. Вполне. (Уходит.)

Скраб. А ты где был, когда он дрался?

Арчер. Да разве я знаю, с кем он повздорит?

Скраб. Ну нет! У нас в деревне, когда господа надумают драться, они первым делом бегут рассказать об этом женам, те — слугам, слуги — арендаторам, а через полчаса все графство уже на ногах.

Арчер. Чтоб домешать двум джентльменам сделать то, чего им вовсе и не хочется. — А ты не станешь болтать про нас с хозяином?

Скраб. Что ты! Эх, дружище, кабы я не умел молчать, разве б я удержался так долго в знатном семейств.

Арчер. Уж конечно, в каждой семье свои секреты.

Скраб. А то как же! Но я ни гугу. Давай-ка лучше сядем тут и прикончим нашу кружку.

Арчер. С удовольствием. А мы с тобой, пожалуй, подружимся. За здоровье ваших дам! Их ведь здесь, я слышал, трое. То-то должно быть секретов…

Скраб. Хоть отбавляй! Вот если б у меня был друг…

Арчер. А я разве тебе не друг? Давай будем назваными братьями.

Скраб. Да ну?!

Арчер. Вот прямо с этой минуты. Поцелуемся. А теперь, брат Скраб…

Скраб. А теперь, брат Мартин, я тебе открою секрет, такой секрет, что у тебя волосы встанут дыбом. Я влюблен, чертовски влюблен!..

Арчер. Это ужасно, вот что я тебе скажу.

Скраб. Заметил, там, в погребе, была одна девчонка, Джипси? Потаскуха! Одно слово — потаскуха! А я в нее влюблен.

Арчер. Ха-ха-ха! Ты влюблен в ее смазливую мордашку или в ее добродетель, братец Скраб?

Скраб. Я-то предпочел бы добродетель — она долговечнее. Иные женщины уже давно ее потеряли, а все кажется, будто она при них.

Арчер. В деревне — если не прижила ребенка, значит, и добродетельная.

Скраб. Эх, брат, если б дошло дело до ребенка, она бы уж от меня не улизнула! Да вот боюсь, как бы за это в солдаты не угодить. Скажи, брат, а вам, столичным жителям, закон о принудительной вербовке[18] тоже, небось, не по вкусу пришелся?

Арчер. Уж до того не по вкусу, брат, хуже не придумаешь. Раньше-то как: не заплатил тебе хозяин, получай на него ордер и тащи к судье. Славные были денечки! А теперь, поди, заговори хотя бы о харчах! Мигом достанет на тебя ордер и тащит к трем судьям сразу.

Скраб. Ведь судьи, они тоже держат слуг и хотят уберечь их от дурного примера… Так что в солдаты мигом угодишь. А моя беда, что я совсем в доме голоса не имею. Эта Джипси всем заправляет. Одно слово — фурия. Прежде-то знаешь, как со мной считались!

Арчер. С чего же все переменилось?

Скраб. Все из-за священника.

Арчер. Какого священника?

Скраб. Явился сюда, проклятый сын вавилонской блудницы, читает молитвы французским офицерам да нас объедает. Дня не проходит, чтобы не пообедал или не поужинал в этом доме.

Арчер. А почему его так часто принимают?

Скраб. А потому, что по-английски он говорит словно век здесь прожил, а врет как прирожденный охотник.

Арчер. Это, наверно, он лишил тебя надежды на взаимность?

Скраб. Он, все он, брат. Меня лишил взаимности, а ее, боюсь, невинности, да еще превратил в папистку. А тут еще миссис Саллен стакнулась с французским графом, какие-то у них делишки, и, по-моему, те самые!