Хапуга Мартин - [10]
Он подполз к самой узкой части расселины, и его втянуло внутрь. Когда вода отхлынула, он открыл глаза, вдыхая влагу струящейся по лицу пены. Как раз у переносицы прилипла прядь волос, ему был виден ее раздвоившийся конец. Новый вал настиг его, потом стена воды отпрянула, а он все еще находился в расселине, вдавленный собственным весом в самую узкую ее часть, где начиналась воронка. Тело пронизывала дрожь. Он распластался на склоне и, подавшись вперед, стал выпрямлять ноги. Поднял лицо, прижав к скале; поток промчался над головой. Он принялся шарить в сбившихся складках плаща. Извлек оттуда блюдечко и прилепил к скале на уровне пояса. Вода вновь накатила и отошла. Он повернул нож рукояткой вниз и раздвинул створки раковины. Блюдечко слегка накренилось вбок и присосалось к поверхности. Его тоже прижало; человек и раковина вместе закрепились на скале.
Выпрямленные ноги были напряжены, глаза закрыты. Выставив согнутую дугой правую руку, он ощупал пространство над собой. Отыскал выбоину с тупыми краями, слишком гладкими, чтобы можно было за них уцепиться. Рука вернулась на прежнее место, ее окатило водой, пальцы теребили плащ. Он вытащил руку наружу. Когда она, медленно описав круг, поползла кверху, в ладони оказалось блюдечко. Теперь он смотрел на скалу, находящуюся всего лишь в одном-двух дюймах от лица, не проявляя к ней никакого интереса. Жизнь, которая еще теплилась в нем, сосредоточилась в медленном движении правой руки. Отыскав выбоину с тупыми краями, рука прижала раковину к одному из них. Тело приподнялось на несколько дюймов и замерло, дожидаясь очередной волны. Когда вал прошел, рука вернулась назад, взяла нож, потянулась кверху и слепо ткнулась в скалу. Скрюченные пальцы что-то искали, нашли блюдечко, ударили по нему рукояткой ножа.
Повернувшись лицом к скале, он выдержал еще один удар волны и сосредоточил взгляд на раковине, находящейся над ним. Рука разжалась, и нож, ударившись о камень, выскользнул и неподвижно повис на ремне. Он взялся за пробку спасательного пояса и открутил ее. Воздух с шипением вышел, и его зажатое в воронке тело стало более плоским. Склонив голову набок, он опустил ее и секунду-другую пребывал в бездействии. На влажной поверхности около рта образовалось небольшое темное пятно, периодически смываемое очередным каскадом воды. Время от времени болтающийся у пояса нож со стуком ударялся о скалу.
И опять, повернув голову, он взглянул наверх. Пальцы, сомкнувшись, сжимали блюдечко. Правая нога задвигалась. Ее дрожащие пальцы искали первую раковину, а пальцы руки пытались нащупать вторую. Но на блюдечко наткнулась не ступня, а колено. Оторвавшись от скалы, рука опустилась на колено и приподняла его кверху. Для гримасы, таившейся за онемевшим лицом, раковина означала боль в изгибе колена. Зубы сомкнулись. Все тело начало извиваться; рука вернулась к верхнему блюдечку и потянула за него. Он стал — как по склону крыши — продвигаться наверх. Левая нога подтянулась к правой, толкнув ее в сторону. Обутая в гольф часть ступни оказалась напротив раковины. Нога выпрямилась. Очередной каскад воды обрушился вниз.
Теперь он лежал, касаясь ногой блюдечка, удерживаясь в основном при помощи трения. Но нога ощущала присутствие одной из раковин — а вторая находилась у него перед глазами. Он ткнулся рукой вверх, и пальцы нащупали то, что могло служить точкой опоры, — если, конечно, другая рука будет цепляться за блюдечко возле лица. Он продвинулся выше, выше, еще выше, и вот уже пальцы достигли края. Правая рука поднялась, ухватилась за него. Он протянул обе руки, упираясь обеими ногами. Впереди в скале виднелась впадина, мелькнуло море. Еще он заметил что-то белое на камнях, какое-то странное нагромождение. Подался вперед и упал.
3
Он лежал во впадине. Ему была видна наветренная стена скалы и длинная полоска воды, начинающаяся возле глаза и уходящая вдаль. Тело же очутилось в каком-то совершенно другом месте, не имеющем ничего общего с этой картиной. Оно было вытянуто, распростерто где-то сзади, ноги существовали каждая сама по себе в разных мирах, шея неловко повернута. Правая рука со скрюченным запястьем изогнулась под телом. Он ощущал ее присутствие, чувствовал, как костяшки пальцев с силой вдавливаются в бок, причиняя боль, но не настолько острую, чтобы оправдать титаническое усилие, необходимое, чтобы сдвинуться с места. Левая рука протянулась вдоль впадины и была наполовину покрыта водой. Правый глаз оказался так близко у поверхности воды, что мог чувствовать легкое подрагивание, когда, моргая, касался ресницами пленки. К тому времени, когда окружающее стало восприниматься сознанием, пленка воды опять разгладилась, но находящиеся под водой правая щека и уголок рта вызывали рябь. Левый глаз, очутившись над водой, глядел внутрь расселины. Изнутри впадина выглядела грязно-белой — какая-то белесая, она не просто отражала глянцевое небо. В углу рта покалывало. Время от времени на поверхности воды ненадолго образовывались ямки, и от каждой расходились слабые, переплетающиеся круги. Левый глаз наблюдал за ними, выглядывая из-под темного свода, там, где череп нависал над глазным яблоком. Снизу, составляя почти прямую линию, еле заметно маячил нос. Свод заканчивался на уровне сверкающей воды.
«Повелитель мух». Подлинный шедевр мировой литературы. Странная, страшная и бесконечно притягательная книга. Книга, которую трудно читать – и от которой невозможно оторваться.История благовоспитанных мальчиков, внезапно оказавшихся на необитаемом острове.Философская притча о том, что может произойти с людьми, забывшими о любви и милосердии. Гротескная антиутопия, роман-предупреждение и, конечно, напоминание о хрупкости мира, в котором живем мы все.
Одно из самых совершенных произведений английской литературы.«Морская» трилогия Голдинга.Три романа, посвященных теме трагического столкновения между мечтой и реальностью, между воображаемым – и существующим.Юный интеллектуал Эдмунд Тэлбот плывет из Англии в Австралию, где ему, как и сотням подобных ему обедневших дворян, обеспечена выгодная синекура. На грязном суденышке, среди бесконечной пестроты человеческих лиц, характеров и судеб ему, оторванному от жизни, предстоит увидеть жизнь во всем ее многообразии – жизнь захватывающую и пугающую, грубую и колоритную.Фантазер Эдмунд – не участник, а лишь сторонний наблюдатель историй, разыгрывающихся у него на глазах.
Лейтенант потерпевшего крушение торпедоносца по имени Кристофер Мартин прилагает титанические усилия, чтобы взобраться на неприступный утес и затем выжить на голом клочке суши. В его сознании всплывают сцены из разных периодов жизни, жалкой, подленькой, – жизни, которой больше подошло бы слово «выживание».Голдинг говорил, что его роман – притча о человеке, который лишился сначала всего, к чему так стремился, а потом «актом свободной воли принял вызов своего Бога» и вступил с ним в соперничество. «Таков обычный человек: мучимый и мучающий других, ведущий в одиночку мужественную битву против Бога».
Роман «Шпиль» Уильяма Голдинга является, по мнению многих критиков, кульминацией его творчества как с точки зрения идейного содержания, так и художественного творчества. В этом романе, действие которого происходит в английском городе XIV века, реальность и миф переплетаются еще сильнее, чем в «Повелителе мух». В «Шпиле» Голдинг, лауреат Нобелевской премии, еще при жизни признанный классикой английской литературы, вновь обращается к сущности человеческой природы и проблеме зла.
Сборник "Сила сильных" продолжает серию "На заре времен", задуманную как своеобразная антология произведений о далеком прошлом человечества.В очередной том вошли произведения классиков мировой литературы Джека Лондона "До Адама" и "Сила сильных", Герберта Уэллса "Это было в каменном веке", Уильяма Голдинга "Наследники", а также научно-художественная книга замечательного чешского ученого и популяризатора Йожефа Аугусты "Великие открытия"Содержание:Джек Лондон — До Адама (пер. Н. Банникова)Джек Лондон — Сила сильных (пер.
«Двойной язык» – последнее произведение Уильяма Голдинга. Произведение обманчиво «историчное», обманчиво «упрощенное для восприятия». Однако история дельфийской пифии, болезненно и остро пытающейся осознать свое место в мире и свой путь во времени и пространстве, притягивает читателя точно странный магнит. Притягивает – и удерживает в микрокосме текста. Потому что – может, и есть пророки в своем отечестве, но жребий признанных – тяжелее судьбы гонимых…
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.