Хапуга Мартин - [11]

Шрифт
Интервал

Постепенно забрезжили отдельные мысли.

Я скатился во впадину. Голова зажата у дальнего края, а шея свернута. Ноги, наверно, задрались наверх и уперлись, в стенку с другой стороны. Давят на край своим весом, вот бедра и болят. Больше всего досталось пальцам на правой ноге. Я лежу на согнутой руке. Она впивается в ребра, и там болит. Пальцы, похоже, совсем занемели. Белое на белом под водой — это моя рука, скрытая.

Воздух прорезал гортанный, пронзительный крик. Послышалось хлопанье крыльев. У дальней стенки впадины дико металась чайка, задевая за край ногами и когтями. Она злобно вопила и в поисках точки опоры ударяла широкими крыльями, пока не зависла всего в нескольких футах над скалой. Ветер холодил ему щеку. Перепончатые лапы оторвались от стенки, крылья перестали метаться, и чайка боком скользнула прочь. Ее лихорадочные движения подняли в белой воде волну, ударившую ему в щеку, закрытый глаз, угол рта. Жжение усилилось.

Боль была не такой острой, чтобы заставить его двигаться. Даже жжение ощущалось лишь с наружной стороны головы. Левый глаз рассматривал белевшую под водой руку. В памяти снова возникли разрозненные картинки. На этот раз появились новые — на них человек карабкался вверх по скале, прилепляя впереди себя раковины.

Эти картинки подействовали на него больше, чем жжение. Они заставили находящуюся внизу левую руку сжаться. Рукав плаща стал делать в воде круговые движения. Внезапно дыхание участилось настолько, что вдоль впадины прокатились волны, настигая друг друга и возвращаясь назад. Волна плеснула в рот.

И тотчас же тело забилось в конвульсиях, отчаянно забарахталось. Ноги, резко дернувшись, расползлись в стороны. Голова уперлась в скалу, повернулась. Он загребал белую воду обеими руками, подтягиваясь наверх. Он чувствовал: по лицу струится тягучая жидкость — и ощутил пронзительную, колющую боль в углу правого глаза. Сплюнув, он захрипел. Перед глазами мелькали выемки с толстыми слоями чего-то грязно-белого, плававшего в заполнявшей их мутной жидкости. Чайка, парящая над зеленым морем, улетала прочь. Он изо всех сил потащил себя вперед. Свалился в следующую впадину, выбрался из нее на груду голышей, заскользил по ним, споткнулся. Спускаясь по склону, он то и дело падал, скатываясь вниз. Вокруг обкатанных камней плескалась вода, живущая какой-то своей, сложной растительной жизнью. Ветер сопровождал его, подталкивая сзади. Пока он двигался, ветер затихал, но стоило из осторожности на миг замедлить спуск, как тут же набрасывался на ослабевшее тело, и он, теряя равновесие, летел вниз, обдирая кожу и ударяясь о камни. Открытое море, небо, вся скала целиком не воспринимались сознанием. Оно схватывало лишь отдельные впечатления, непосредственно его касающиеся: трещину, выпуклость, крошечный кусочек желтоватой поверхности, от которой каждую секунду можно было ожидать удара. Кулаки, выставленные скалой, неотвратимо и бесстрастно избивали тело, высекая яркие вспышки света. Боль в углу глаза ни на мгновение не отступала. Она-то и была самой главной болью, пронзая иглой темный череп, где сосредоточилась вся его жизнь. От этой боли некуда было деться. Тело вращалось вокруг нее. И вот он уже держал в руках коричневые водоросли, а море омывало плечи и голову. Приподнявшись, он лег на плоский камень с лужицей наверху. Поводил взад-вперед щекой и глазом под водой. Осторожно подвигал руками, так, что вода со свистом рассекла воздух. Ощутив прикосновение воды, руки пошарили вокруг и собрали пучки липких зеленых водорослей.

Он привстал на коленях и приложил пучок водорослей к глазу и правой щеке. Привалился к скале, облепленной медузами, блюдечками, морскими уточками, хотя их острые края и затвердевшие поверхности причиняли ему боль. Он осторожно опустил левую руку на бедро, искоса на нее поглядев. Пальцы полусогнуты. Сквозь побелевшую кожу просвечивала голубизна, ладонь прорезали прямые линии. Игла настигла его внутри черепа за темным сводом. Стоило шевельнуть глазным яблоком, как игла тут же впивалась вновь. Глаз открылся, и его мгновенно заполнила сочившаяся из-под зеленых водорослей влага.

Он застонал. Звуки вырывались откуда-то из глубины груди. Словно твердые сгустки, выходившие резкими, заставлявшими содрогаться толчками. Из каждого глаза вытекло еще немного соленой воды, сливаясь со следами, которые оставили на щеках море и липкая жижа. Все тело охватило дрожью.

На выступе немного впереди виднелась лунка поглубже. Медленно и тяжело ступая, он направился туда и, дойдя до края уступа, опустил голову правой щекой вниз, в накопившуюся в лунке воду. Открывая и закрывая глаз, он промывал угол, где засела игла. Картинки, возникавшие в памяти, отступили вглубь, и можно было не обращать на них внимания. Двигая руками на ощупь, он и их окунул в воду. Время от времени тело сотрясал резкий стон.

Вернулась чайка, и с ней еще несколько. Он слышал, как они перекликались; по крикам можно было проследить за их полетом у него над головой. Море тоже издавало звуки. Возле самого уха журчала вода, ударяли набегающие на берег волны, приглушаемые всей массой скалы, но все же достаточно сильные, чтобы, заходя с боков, обдавать фонтаном брызг камни и трещины. Мысль о том, что он должен презреть боль, возникла и угнездилась в центре его существа, его тьмы — там, где от этой боли невозможно было укрыться. Он открыл глаза, вопреки нестерпимому присутствию иглы, и взглянул вниз, на свои побелевшие руки.


Еще от автора Уильям Голдинг
Повелитель мух

«Повелитель мух». Подлинный шедевр мировой литературы. Странная, страшная и бесконечно притягательная книга. Книга, которую трудно читать – и от которой невозможно оторваться.История благовоспитанных мальчиков, внезапно оказавшихся на необитаемом острове.Философская притча о том, что может произойти с людьми, забывшими о любви и милосердии. Гротескная антиутопия, роман-предупреждение и, конечно, напоминание о хрупкости мира, в котором живем мы все.


На край света

Одно из самых совершенных произведений английской литературы.«Морская» трилогия Голдинга.Три романа, посвященных теме трагического столкновения между мечтой и реальностью, между воображаемым – и существующим.Юный интеллектуал Эдмунд Тэлбот плывет из Англии в Австралию, где ему, как и сотням подобных ему обедневших дворян, обеспечена выгодная синекура. На грязном суденышке, среди бесконечной пестроты человеческих лиц, характеров и судеб ему, оторванному от жизни, предстоит увидеть жизнь во всем ее многообразии – жизнь захватывающую и пугающую, грубую и колоритную.Фантазер Эдмунд – не участник, а лишь сторонний наблюдатель историй, разыгрывающихся у него на глазах.


Воришка Мартин

Лейтенант потерпевшего крушение торпедоносца по имени Кристофер Мартин прилагает титанические усилия, чтобы взобраться на неприступный утес и затем выжить на голом клочке суши. В его сознании всплывают сцены из разных периодов жизни, жалкой, подленькой, – жизни, которой больше подошло бы слово «выживание».Голдинг говорил, что его роман – притча о человеке, который лишился сначала всего, к чему так стремился, а потом «актом свободной воли принял вызов своего Бога» и вступил с ним в соперничество. «Таков обычный человек: мучимый и мучающий других, ведущий в одиночку мужественную битву против Бога».


Шпиль

Роман «Шпиль» Уильяма Голдинга является, по мнению многих критиков, кульминацией его творчества как с точки зрения идейного содержания, так и художественного творчества. В этом романе, действие которого происходит в английском городе XIV века, реальность и миф переплетаются еще сильнее, чем в «Повелителе мух». В «Шпиле» Голдинг, лауреат Нобелевской премии, еще при жизни признанный классикой английской литературы, вновь обращается к сущности человеческой природы и проблеме зла.


Сила сильных

Сборник "Сила сильных" продолжает серию "На заре времен", задуманную как своеобразная антология произведений о далеком прошлом человечества.В очередной том вошли произведения классиков мировой литературы Джека Лондона "До Адама" и "Сила сильных", Герберта Уэллса "Это было в каменном веке", Уильяма Голдинга "Наследники", а также научно-художественная книга замечательного чешского ученого и популяризатора Йожефа Аугусты "Великие открытия"Содержание:Джек Лондон — До Адама (пер. Н. Банникова)Джек Лондон — Сила сильных (пер.


Двойной язык

«Двойной язык» – последнее произведение Уильяма Голдинга. Произведение обманчиво «историчное», обманчиво «упрощенное для восприятия». Однако история дельфийской пифии, болезненно и остро пытающейся осознать свое место в мире и свой путь во времени и пространстве, притягивает читателя точно странный магнит. Притягивает – и удерживает в микрокосме текста. Потому что – может, и есть пророки в своем отечестве, но жребий признанных – тяжелее судьбы гонимых…


Рекомендуем почитать
С высоты птичьего полета

1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.


Терпеливый Арсений

«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».


От рассвета до заката

В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.


Жук, что ел жуков

Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.