Хапуга Мартин - [8]

Шрифт
Интервал

— Думай, идиот несчастный, думай.

Туманный горизонт оставался близко, вода скатывалась со скалы, галька подрагивала.

— Думай!

Он опустился на корточки, разглядывая скалу; сидел неподвижно; дрожь не унималась. Разбиваясь снаружи о камень, волны, отметил он, усмирялись, поэтому вблизи расселины вода, обессилев, вела себя тихо. Очень медленно он опять забрался в расселину и устроился в углу. Искра все еще теплилась, и сердце не давало ей угаснуть. Он смотрел на выступающую в море часть скалы, но едва ли видел ее. Никак не вспоминалось название. Оно было нанесено на навигационную карту — затерянный в Атлантическом океане, странно обособленный островок. Моряки, позволявшие себе иногда пройтись насчет ветров и погоды, потешались тут вовсю. Нахмурившись, он мысленно представил себе карту, но изображение получилось недостаточно четким. Он увидел, как штурман и капитан, склонившись над ней, ухмыляясь, поглядывают друг на друга, а сам он, штурманский ученик, стоит рядом наготове. Капитан заговорил с характерным выговором выпускника Дартмутского военно-морского колледжа, проглатывая половину букв, — заговорил и рассмеялся:

— Я это место называю «жди беды».

Беда и есть, как бы оно ни называлось. Вот он и лежит теперь, сжавшись в комок, на этой беде. Сколько же от нее миль до Гебридских островов? И что толку от искры, нелепо мерцающей в расселине на краю света? В ярости он выкрикнул, обращаясь к картинке с капитаном:

— А мне-то что с того!

Он начал сползать вниз по камням, выворачивая кости в суставах. Свалившись в угол, уронил голову на грудь и захрапел.

Но в глубине его существа, куда не достигал храп, металось сознание, высматривая что-то среди картинок и обрывков воспоминаний, улавливая призрачные звуки и подавленные ощущения, подобно зверю, без устали изучающему свою клетку. Оно отвергало возникающие в подробностях изображения женских тел, медленно отбирало странные слова, не обращая внимания на боль и непрерывную, пробирающую с ног до головы дрожь. Оно искало нужную мысль. Нашло ее, отделив от вздора, и, выудив на поверхность, использовало механизм тела, чтобы придать ей силу и значимость.

— Разум пока при мне.

Вслед за храпом наступил черный провал; затем правая рука, такая далекая, послушалась команды и, ухватившись за плащ, попыталась что-то нащупать. Приподняла клапан кармана, залезла вовнутрь. Пальцы, наткнувшись на веревку и закрытый складной нож, задержались внутри кармана.

Глаза приоткрылись, моргнув, и зеленое море оказалось как бы в рамке изгиба бровей. Какое-то время глаза просто смотрели, воспринимая окружающий мир, но не видя его. Затем все тело резко дернулось. Искра превратилась в пламя, тело, карабкаясь, вжалось в поверхность, рука выпросталась из кармана и вцепилась в скалу. Глаза смотрели пристально, не мигая.

Пока глаза вели наблюдение, снаружи прошла волна, прямо над скалой, так что внутри воды можно было разглядеть коричневые водоросли. Зеленое волнение позади гальки вдруг нарушилось. Полоска пены разбилась и с шипением бросила к его ногам несколько голышей. Волна откатилась, и они, словно зубы, стукнулись друг о друга. Он наблюдал, как волны шли одна за другой, унося вместе с клочьями пены все больше и больше гальки. С каждым их возвращением количество гальки уменьшалось. Наружная сторона скалы больше не служила для волн преградой, а была, скорее, лишь слабым подобием защиты. Расселина все глубже и глубже вовлекалась в неудержимое движение зеленого дымящегося моря. Он метнулся прочь от прибывающей воды и повернулся лицом к скале. Темная, вонючая расселина, с сочащимися влагой водорослями, со своей неподвижной бессмысленной жизнью среди слизи и ракушек, была кусочком суши только дважды в день по милости луны. Он принял ее за что-то прочное, но по сути она была ловушкой в море, такой же враждебной всему живому, как мягкая холодная стихия прошлой ночи и миля находящейся под ним воды.

Его крик совпал с криком чайки, и он пришел в себя, прижался лбом к скале, пережидая, пока перестанет колотиться сердце. Ноги окатило пеной. Он взглянул вниз. Гальки, на которой можно было стоять, осталось совсем мало. Голыши, которых коснулись руки, когда его вынесло к скале, желтыми и зелеными точками виднелись из-под покрывающей их на фут пляшущей воды. Он снова повернулся лицом к скале и громко скомандовал себе:

— Лезь.

И он полез, нащупывая точки опоры. Мест, за которые можно было уцепиться, оказалось много. Слабые, набрякшие руки хватались за мокрые выступы. Он ненадолго приник к скале, собираясь с силами. Приподнял правую ногу и тут же уронил в выемку в форме пепельницы. Пепельница была с кромкой острой, но в меру, и не оцарапала ногу. Он оторвал лоб от покрытой водорослями поверхности и с усилием потянулся кверху, пока не выпрямилась правая нога. Теперь повисла левая и закачалась. Но он и ее подтянул, поставил пальцы на выступ и замер, распластавшись всего в нескольких дюймах над галькой. У самого лица оказалась расселина, и он вглядывался в ее дальний темный угол, прислушиваясь к звуку мерно падающих, невидимых капель, словно завидовал их спокойствию. Капля за каплей утекало время. Две картинки распались на части.


Еще от автора Уильям Голдинг
Повелитель мух

«Повелитель мух». Подлинный шедевр мировой литературы. Странная, страшная и бесконечно притягательная книга. Книга, которую трудно читать – и от которой невозможно оторваться.История благовоспитанных мальчиков, внезапно оказавшихся на необитаемом острове.Философская притча о том, что может произойти с людьми, забывшими о любви и милосердии. Гротескная антиутопия, роман-предупреждение и, конечно, напоминание о хрупкости мира, в котором живем мы все.


На край света

Одно из самых совершенных произведений английской литературы.«Морская» трилогия Голдинга.Три романа, посвященных теме трагического столкновения между мечтой и реальностью, между воображаемым – и существующим.Юный интеллектуал Эдмунд Тэлбот плывет из Англии в Австралию, где ему, как и сотням подобных ему обедневших дворян, обеспечена выгодная синекура. На грязном суденышке, среди бесконечной пестроты человеческих лиц, характеров и судеб ему, оторванному от жизни, предстоит увидеть жизнь во всем ее многообразии – жизнь захватывающую и пугающую, грубую и колоритную.Фантазер Эдмунд – не участник, а лишь сторонний наблюдатель историй, разыгрывающихся у него на глазах.


Воришка Мартин

Лейтенант потерпевшего крушение торпедоносца по имени Кристофер Мартин прилагает титанические усилия, чтобы взобраться на неприступный утес и затем выжить на голом клочке суши. В его сознании всплывают сцены из разных периодов жизни, жалкой, подленькой, – жизни, которой больше подошло бы слово «выживание».Голдинг говорил, что его роман – притча о человеке, который лишился сначала всего, к чему так стремился, а потом «актом свободной воли принял вызов своего Бога» и вступил с ним в соперничество. «Таков обычный человек: мучимый и мучающий других, ведущий в одиночку мужественную битву против Бога».


Шпиль

Роман «Шпиль» Уильяма Голдинга является, по мнению многих критиков, кульминацией его творчества как с точки зрения идейного содержания, так и художественного творчества. В этом романе, действие которого происходит в английском городе XIV века, реальность и миф переплетаются еще сильнее, чем в «Повелителе мух». В «Шпиле» Голдинг, лауреат Нобелевской премии, еще при жизни признанный классикой английской литературы, вновь обращается к сущности человеческой природы и проблеме зла.


Сила сильных

Сборник "Сила сильных" продолжает серию "На заре времен", задуманную как своеобразная антология произведений о далеком прошлом человечества.В очередной том вошли произведения классиков мировой литературы Джека Лондона "До Адама" и "Сила сильных", Герберта Уэллса "Это было в каменном веке", Уильяма Голдинга "Наследники", а также научно-художественная книга замечательного чешского ученого и популяризатора Йожефа Аугусты "Великие открытия"Содержание:Джек Лондон — До Адама (пер. Н. Банникова)Джек Лондон — Сила сильных (пер.


Двойной язык

«Двойной язык» – последнее произведение Уильяма Голдинга. Произведение обманчиво «историчное», обманчиво «упрощенное для восприятия». Однако история дельфийской пифии, болезненно и остро пытающейся осознать свое место в мире и свой путь во времени и пространстве, притягивает читателя точно странный магнит. Притягивает – и удерживает в микрокосме текста. Потому что – может, и есть пророки в своем отечестве, но жребий признанных – тяжелее судьбы гонимых…


Рекомендуем почитать
Чёрный аист

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.


Терпеливый Арсений

«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».


От рассвета до заката

В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.


Жук, что ел жуков

Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.