Хаос - [79]

Шрифт
Интервал

Ривка как раз обходила стол, чтобы наполнить бокалы — у мужчин кубки, у женщин стаканы. Хайнц попытался уклониться, поскольку уже по примеру остальных пригубил вино после первого тоста хозяина:

— У меня еще полный бокал!

— Вам это не поможет, — улыбнулась Ривка. — Сегодня придется соблюдать все наши традиции. Четырежды должен наполняться бокал до краев, таков закон. Пока я не наполню бокалы во второй раз, Яков не сможет задать свой вопрос.

Хайнц уступил. Похоже, здесь свод правил пития был еще строже и древнее, чем в студенческом братстве «Кёзенер С. К.». Яков уже нетерпеливо вертелся на своем месте. Как младшему в семействе ему предоставлялось право задать четыре вопроса, с чего, собственно, и начинается ритуал.

— Чем эта ночь отличается от всех других?

Хайнц читал в немецком переводе то, что спрашивал Яков. Он хотел получить ответ, почему в эту ночь едят только пресное, что значит горькая зелень, что символизируют напитки и возлежание за столом. Ему пришло в голову, что сам он мог бы задать куда больше вопросов.

Между тем пришло время ответа, текст которого по большей части вмещает Агада. Однако Мойша Шленкер, торжественно разгладив бороду, с улыбкой обратился к Хайнцу:

— Четыре породы детей знает Агада, и всем им в сегодняшний вечер должны мы донести правду об освобождении нашего народа: мудрым и нечестивым, несмышленым и неспособным задавать вопросы. Сегодня Господь одарил нас чужеземным гостем, дорогим гостем, но нам неведомо, какой он породы. Мудрый, как известно, хочет познать суть всех вещей, которые мы сегодня творим. Нечестивый тоже хочет знать, но не как один из нас. Он спрашивает: «Чего это вы там делаете?» — и отделяется от своих братьев. О несмышленом и неспособном надо позаботиться и научить его, даже если он ни о чем не спрашивает и ничем не интересуется. Только нечестивому следует указать, что тому, кто отстраняет себя, среди нас нет места…

Мойша Шленкер значительно помолчал и продолжил:

— Нам неведомо, кто вы есть. Вы пришли из чужих земель, и видим мы, что не знаете нашего священного языка и обычаев наших не знаете. Возможно, вы что-то от всего, возможно, не сведущи ни в чем. Возможно, не было рядом никого, кто рассказал бы вам или пробудил интерес, когда сами вы не интересуетесь ни одной из этих вещей, и некому объяснить, чего не понимаете. Возможно, вы полагаете, что эти вещи вас не касаются. А возможно, сегодня, увидев и услышав, вы захотите познать все до конца. Сегодня наш долг поведать об исходе детей Израиля, о нашей истории и нашей вере. «Каждый, кто голоден, пусть придет и ест. Каждый, кто нуждается, пусть придет и участвует в пасхальной трапезе! Аводим хойину…»

И он начал читать текст из Агады: «Рабами мы были у фараона в Египте…»

В конце каждого абзаца он останавливался и комментировал собственными словами.

— Вот повесть о мужах, восседавших в Бней-Браке, которые всю ночь рассказывали об исходе из Египта, и не заметили, что настало время утренней молитвы, пока не пришли ученики их и не сказали им. Не уподобляемся ли мы этим мужам? Долгую-долгую ночь изгнания сидели мы и говорили-говорили об освобождении. Но вот пришли молодые, новое поколение, которые не сидели с нами, не говорили и не учили, они увидели свет и принесли старикам весть, что ночь миновала и настало утро. Возможно… — Мойша задумчиво покачал головой и вновь вернулся к Агаде.

Хайнц как во сне слушал напевный речитатив. Ему казалось, будто он уже слышал мудрость давних времен, возможно, в другой жизни, настолько нереальной и в то же время интимной звучала она. Что-то горячее поднималось в нем, будто издалека видел он нечто давно утраченное и позабытое, что он любой ценой хотел бы ухватить и присвоить, но что навсегда останется для него потерянным. Не тот ли он нечестивый среди своих? Не является ли его присутствие здесь осквернением чистоты этого дома? Он склонился над Агадой и прочитал: «Это древнее обетование и крепило отцов наших и нас, ибо не один только хотел погубить нас, но в каждом поколении встают желающие нас погубить, но Святой, благословен Он, спасает нас от руки их».

Ривка пальцем показывала своему сотрапезнику, который, откинувшись на подушки, головой почти лежал у нее на плече, строки в книге, коим пришел свой черед. Странная это была книжица: патетические и торжественные места перемежались анекдотичными и шутливыми бреднями, за витиевато поставленными вопросами в ответ следовала игра слов, полунаивные-полумистические загадки сменялись монументальными библейскими изречениями и псалмами. В этой курьезной и одновременно возвышенной книге была спрессована на еврейский манер всякая всячина из разных эпох и разных уголков Земли.

Столь же разнообразную мешанину из высокопарной этики и шутовского фарса представляли собой многочисленные комментарии Мойши Шленкера и даже малыша Якова, желавшего блеснуть ученостью. Даже Ривка время от времени кидала подходящую реплику. Само бытие этих людей, казалось, являло собой, как и Агада, окаменевший осадок многих времен и судеб.

— Что значит написанное здесь, — вступил Яков. — «Если бы Он приблизил нас к горе Синай, но не дал бы нам Тору, нам было бы достаточно»? Как это «достаточно»? Чего бы мы тогда делали на горе? Тупо стояли как бараны?


Рекомендуем почитать
Бесов нос. Волки Одина

Однажды в начале лета на рыболовную базу, расположенную на Ладоге, приехали трое мужчин. Попали они сюда, казалось, случайно, но вероятно, по определенному умыслу Провидения. Один – профессор истории, средних лет; второй – телеведущий, звезда эфиров, за тридцать; третий – пожилой, очень образованный человек, непонятной профессии. Мужчины не только ловят рыбу, а еще и активно беседуют, обсуждая то, что происходит в их жизни, в их стране. И еще они переживают различные и малопонятные события. То одному снится странный сон – волчица с волчонком; то на дороге постоянно встречаются умершие животные… Кроме того, они ходят смотреть на петроглифы – поднимаются в гору и изучают рисунок на скале, оставленный там древними скандинавами…


Золотые купола

Наверно, редкий человек сегодня не замечает, как меркнут в нашей жизни простые общечеловеческие ценности – дружба, участие, благородство, уважение, и как расцветают – малодушие, тщеславие, стяжательство, подлость, обман. Как так случилось, что за каких-то два десятилетия мир внутри нас так изменился? Эта книга ориентирована на читателей разного возраста и предназначена для семейного чтения.


Год, Год, Год…

Роман «Год, год, год…» (в оригинале «Где ты был, человек божий?») был выпущен «Молодой гвардией» и получил много добрых отзывов читателей и прессы. В центре романа — образ врача, сорок лет проработавшего в маленькой сельской больнице, человека редкой душевной красоты, целиком отдавшего свою жизнь людям.


Первый снег

Автор – профессиональный адвокат, Председатель Коллегии адвокатов Мурадис Салимханов – продолжает повествование о трагической судьбе сельского учителя биологии, волей странных судеб оказавшегося в тюремной камере. Очутившись на воле инвалидом, он пытается строить дальнейшую жизнь, пытаясь найти оправдание своему мучителю в погонах, а вместе с тем и вселить оптимизм в своих немногочисленных знакомых. Героям книги не чужда нравственность, а также понятия чести и справедливости наряду с горским гостеприимством, когда хозяин готов погибнуть вместе с гостем, но не пойти на сделку с законниками, ставшими зачастую хуже бандитов после развала СССР. Чистота и беспредел, любовь и страх, боль и поэзия, мир и война – вот главные темы новой книги автора, знающего систему организации правосудия в России изнутри.


Беспокойные

Однажды утром мать Деминя Гуо, нелегальная китайская иммигрантка, идет на работу в маникюрный салон и не возвращается. Деминь потерян и зол, и не понимает, как мама могла бросить его. Даже спустя много лет, когда он вырастет и станет Дэниэлом Уилкинсоном, он не сможет перестать думать о матери. И продолжит задаваться вопросом, кто он на самом деле и как ему жить. Роман о взрослении, зове крови, блуждании по миру, где каждый предоставлен сам себе, о дружбе, доверии и потребности быть любимым. Лиза Ко рассуждает о вечных беглецах, которые переходят с места на место в поисках дома, где захочется остаться. Рассказанная с двух точек зрения — сына и матери — история неидеального детства, которое играет определяющую роль в судьбе человека. Роман — финалист Национальной книжной премии, победитель PEN/Bellwether Prize и обладатель премии Барбары Кингсолвер. На русском языке публикуется впервые.


Жизнь и другие смертельные номера

Либби Миллер всегда была убежденной оптимисткой, но когда на нее свалились сразу две сокрушительные новости за день, ее вера в светлое будущее оказалась существенно подорвана. Любимый муж с сожалением заявил, что их браку скоро придет конец, а опытный врач – с еще большим сожалением, – что и жить ей, возможно, осталось не так долго. В состоянии аффекта Либби продает свой дом в Чикаго и летит в тропики, к океану, где снимает коттедж на берегу, чтобы обдумать свою жизнь и торжественно с ней попрощаться. Однако оказалось, что это только начало.


Дети Бронштейна

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Третья мировая Баси Соломоновны

В книгу, составленную Асаром Эппелем, вошли рассказы, посвященные жизни российских евреев. Среди авторов сборника Василий Аксенов, Сергей Довлатов, Людмила Петрушевская, Алексей Варламов, Сергей Юрский… Всех их — при большом разнообразии творческих методов — объединяет пристальное внимание к внутреннему миру человека, тонкое чувство стиля, талант рассказчика.


Русский роман

Впервые на русском языке выходит самый знаменитый роман ведущего израильского прозаика Меира Шалева. Эта книга о том поколении евреев, которое пришло из России в Палестину и превратило ее пески и болота в цветущую страну, Эрец-Исраэль. В мастерски выстроенном повествовании трагедия переплетена с иронией, русская любовь с горьким еврейским юмором, поэтический миф с грубой правдой тяжелого труда. История обитателей маленькой долины, отвоеванной у природы, вмещает огромный мир страсти и тоски, надежд и страданий, верности и боли.«Русский роман» — третье произведение Шалева, вышедшее в издательстве «Текст», после «Библии сегодня» (2000) и «В доме своем в пустыне…» (2005).


Свежо предание

Роман «Свежо предание» — из разряда тех книг, которым пророчили публикацию лишь «через двести-триста лет». На этом параллели с «Жизнью и судьбой» Василия Гроссмана не заканчиваются: с разницей в год — тот же «Новый мир», тот же Твардовский, тот же сейф… Эпопея Гроссмана была напечатана за границей через 19 лет, в России — через 27. Роман И. Грековой увидел свет через 33 года (на родине — через 35 лет), к счастью, при жизни автора. В нем Елена Вентцель, русская женщина с немецкой фамилией, коснулась невозможного, для своего времени непроизносимого: сталинского антисемитизма.