Хаос - [77]
— Хемда Раше права! Мама сказала, за последний раз она должна получить двойную сумму!
— Хорошо, — улыбнулась Ривка. — Я не знала.
Она пододвинула женщине еще несколько монет и учтиво извинилась за недосмотр. Старуха ворчливо сгребла деньги и похромала прочь, сетуя на задержку.
Яков нашептал сестре на ушко все, что знал о приезжем, и занял ее место. Ривка нацепила шляпку, лежавшую тут же на столе, и с приветливой улыбкой пошла навстречу Хайнцу.
— Я уже слышала, что у нас сегодня на седер особенный гость, — сказала она, протягивая руку. — Рада вас видеть. Если вам нужно в гостиницу, то нам по пути. Я сейчас заступаю в патруль.
Последние слова Ривки, сказанные со всей серьезностью, привели Хайнца в замешательство. Он подумал, что неправильно понял.
— Простите, что вы сказали?
— Иду патрулировать. Яков сможет поработать за меня. Вы же видели, он в курсе дела не хуже меня. Люди сегодня особенно нетерпеливы, ведь везде выдают деньги.
— Из-за праздника?
— Конечно. Обычно у нас четверг день выплат, но сегодня внеочередная выплата, и, конечно, все торопятся и никто не хочет ждать.
— Понятно. А что, люди заняты сразу на нескольких предприятиях?
— На нескольких предприятиях? Не понимаю.
— Я имею в виду, они работают у вас и еще где-то?
— Работают? Конечно, люди были бы рады работать, но рабочих мест не хватает. Они вообще не могут получить работу, разве что по случаю подвернется что.
— Теперь я не понимаю. Вы же выплачивали им заработную плату.
— Заработную плату? Откуда вы взяли? У моего отца нет фабрики! Это просто бедные люди.
— Бог мой! Не хотите ли вы сказать, что все эти люди получали пособие?
— Конечно, а что же еще? Сегодня так во всех семьях города, кто может что-то дать.
— Но люди ведут себя так, будто имеют право требовать.
— А разве не имеют? Нищие, которые приходят к вам в дом, ведут себя иначе?
— Приходят в дом? У нас попрошайки не ходят по домам. Мы делаем взносы в ферейн, и на двери висит табличка, что квартира находится под защитой Союза против домашнего попрошайничества. Вряд ли какой нищий даже сунется, если консьерж вообще впустит его в парадную.
— Странно. Такие общества опеки над бедными у нас тоже есть, только они мало кому нравятся.
— Вы имеете в виду, беднякам?
— Не только, другим тоже. Пожертвования нужны, бедные имеют на это право. По меньшей мере надо отдавать десятую часть доходов, для евреев это закон. И давать надо от сердца, а как давать от сердца, если не знаешь, кому идет твоя помощь. Я с детства принимаю участие в платежных днях.
— Так у вас и вправду установлены определенные дни?
— А как же! Иначе будут постоянно мешать. Каждая семья назначает свой день приема. А у вас такого нет?
— Наш берлинский журфикс имеет несколько иной характер, — усмехнулся Хайнц.
— Люди привыкают к такому порядку вещей, — Ривка продолжала свою мысль. — И знают, что у Шленкеров, например, выдают по четвергам, помимо особых праздников. Конечно, это всего лишь копейки, но люди на них рассчитывают. Если человек почему-либо не смог прийти, в следующий четверг он получает двойную сумму. Иногда люди даже бастуют.
— Бастуют?
— Ну да. В одной семье — не буду называть их фамилии — давали слишком мало, так к ним вообще не стали приходить. Это был настоящий скандал. Такой позор для семьи! Им пришлось долго извиняться и упрашивать бедных, чтобы те вернулись.
— Невероятно! У нас просить милостыню запрещено законом, а побирушки — самые подозрительные элементы на свете!
— Наверное, у вас каждый может устроиться на работу. У нас бедных не презирают. Наоборот, если в городе появляется незнакомый нищий, то его наперебой приглашают к себе за стол.
— И не только нищих, как я сегодня заметил, — улыбнулся Хайнц.
— Всякий гость нам в радость. Надеюсь, вы не слишком удручены, что не бедны? — расхохоталась Ривка.
— Пожаловаться не могу, — смущенно ответил Хайнц.
— А чтобы сегодня к седеру получить гостя, так это большое счастье!
— Простите великодушно, должен признаться, я понятия не имею, что такое седер. Уж лучше сразу покаюсь в своем невежестве по поводу еврейских обычаев!
— Что ж, сами увидите. Ребенком я воспринимала этот вечер как самый лучший в году, самым сияющим, воплощением света. Хотя для евреев он всегда был да и остается самым опасным. Видите, что я сейчас делаю? Иду патрулировать улицы!
— Так я не ослышался? Должен признать, что принял ваши слова за шутку. Даже на моей милитаристской родине женщины освобождены от воинской службы.
— Это не воинская служба. Я — член еврейской самообороны. Для вас, должно быть, не секрет, что здесь ожидаются погромы.
— Что-то такое слышал в поезде. Так это реально?
— Во всяком случае, надо быть готовыми, поэтому мы и организовали отряды самообороны.
— А девушки тоже обязаны сражаться?
— Что значит «сражаться»? Конечно, хорошо бы каждой женщине иметь оружие, чтобы защищаться — не нападать. Но даже у наших мужчин его нет. А то, что было, уже изъяли. Для этого и проводятся обыски.
— Так вы безоружны? А как же собираетесь противостоять?
— Кое-что удалось сохранить, правда, за пределами местечка. Там в случае чего и соберутся члены самообороны, когда возникнет необходимость. А пока что мы патрулируем улицы и стараемся выглядеть как можно безобиднее. Для этого лучше всего подходят девушки. Если же заметим какую опасность, тут же дадим знать. У нас есть места, где постоянно дежурят посыльные, которые передадут сигнал тревоги дальше.
Можно ли выжить в каменных джунглях без автомата в руках? Марк решает, что нельзя. Ему нужно оружие против этого тоскливого серого города…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
История детства девочки Маши, родившейся в России на стыке 80—90-х годов ХХ века, – это собирательный образ тех, чей «нежный возраст» пришелся на «лихие 90-е». Маленькая Маша – это «чистый лист» сознания. И на нем весьма непростая жизнь взрослых пишет свои «письмена», формируя Машины представления о Жизни, Времени, Стране, Истории, Любви, Боге.
Вызвать восхищение того, кем восхищаешься сам – глубинное желание каждого из нас. Это может определить всю твою последующую жизнь. Так происходит с 18-летней первокурсницей Грир Кадецки. Ее замечает знаменитая феминистка Фэйт Фрэнк – ей 63, она мудра, уверена в себе и уже прожила большую жизнь. Она видит в Грир нечто многообещающее, приглашает ее на работу, становится ее наставницей. Но со временем роли лидера и ведомой меняются…«Женские убеждения» – межпоколенческий роман о главенстве и амбициях, об эго, жертвенности и любви, о том, каково это – искать свой путь, поддержку и внутреннюю уверенность, как наполнить свою жизнь смыслом.
Маленький датский Нюкёпинг, знаменитый разве что своей сахарной свеклой и обилием грачей — городок, где когда-то «заблудилась» Вторая мировая война, последствия которой датско-немецкая семья испытывает на себе вплоть до 1970-х… Вероятно, у многих из нас — и читателей, и писателей — не раз возникало желание высказать всё, что накопилось в душе по отношению к малой родине, городу своего детства. И автор этой книги высказался — так, что равнодушных в его родном Нюкёпинге не осталось, волна возмущения прокатилась по городу.Кнуд Ромер (р.
Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».
Повесть Израиля Меттера «Пятый угол» была написана в 1967 году, переводилась на основные европейские языки, но в СССР впервые без цензурных изъятий вышла только в годы перестройки. После этого она была удостоена итальянской премии «Гринцана Кавур». Повесть охватывает двадцать лет жизни главного героя — типичного советского еврея, загнанного сталинским режимом в «пятый угол».
В книгу, составленную Асаром Эппелем, вошли рассказы, посвященные жизни российских евреев. Среди авторов сборника Василий Аксенов, Сергей Довлатов, Людмила Петрушевская, Алексей Варламов, Сергей Юрский… Всех их — при большом разнообразии творческих методов — объединяет пристальное внимание к внутреннему миру человека, тонкое чувство стиля, талант рассказчика.
Впервые на русском языке выходит самый знаменитый роман ведущего израильского прозаика Меира Шалева. Эта книга о том поколении евреев, которое пришло из России в Палестину и превратило ее пески и болота в цветущую страну, Эрец-Исраэль. В мастерски выстроенном повествовании трагедия переплетена с иронией, русская любовь с горьким еврейским юмором, поэтический миф с грубой правдой тяжелого труда. История обитателей маленькой долины, отвоеванной у природы, вмещает огромный мир страсти и тоски, надежд и страданий, верности и боли.«Русский роман» — третье произведение Шалева, вышедшее в издательстве «Текст», после «Библии сегодня» (2000) и «В доме своем в пустыне…» (2005).
Роман «Свежо предание» — из разряда тех книг, которым пророчили публикацию лишь «через двести-триста лет». На этом параллели с «Жизнью и судьбой» Василия Гроссмана не заканчиваются: с разницей в год — тот же «Новый мир», тот же Твардовский, тот же сейф… Эпопея Гроссмана была напечатана за границей через 19 лет, в России — через 27. Роман И. Грековой увидел свет через 33 года (на родине — через 35 лет), к счастью, при жизни автора. В нем Елена Вентцель, русская женщина с немецкой фамилией, коснулась невозможного, для своего времени непроизносимого: сталинского антисемитизма.