Хаос - [71]

Шрифт
Интервал

Еще один отличительный признак такого рода собраний, который Хайнц с любопытством отметил сегодня, — это состав участников. Как правило, на разные манифестации собираются представители определенного социального слоя. Здесь же, пробираясь через переполненный зал поближе к трибуне, Хайнц увидел лица, принадлежащие разношерстной по профессии и имущественному положению публике.

Далее ему бросилось в глаза невероятно активное участие молодежи. Перед входом ему пришлось пробиться сквозь кордон молодняка с сине-белыми эмблемами, почти детей, которые протягивали прохожим кружки для пожертвований, листовки, брошюры, газеты. В зале крутились другие волонтеры, в основном юные девушки, со списками, учетными карточками и квитанционными книжками, — вербовщицы душ.

Однако все это нисколько не мешало слушателям пристрастно и напряженно следить за выступлением оратора. На импровизированной сцене сидели шесть или семь человек, в основном молодых, председательствовал единственный пожилой член президиума, которому доверили вести собрание, вероятно, из-за его длинной бороды с проседью и вообще импозантной внешности. Руки он сложил на колокольчике — символе главенства — и с некоторым беспокойством посматривал снизу вверх на выступающего, который своей чересчур оживленной жестикуляцией грозил в любой момент подорвать его престиж, личный и должностной.

Оратор представлял собой тощую долговязую фигуру с жидкой каштановой бородкой и густой шевелюрой. Он выкладывался с такой неистовой быстротой, что Хайнц довольно долго разбирал лишь отдельные слова. Многократно до его слуха доносилось «Палестина» и «Сион», вслед за чем неизменно следовали бурные аплодисменты, которые быстро стихали, поскольку говорун, нимало не смущаясь шумом, продолжал в том же духе и темпе, так что было абсолютно невозможно понять его пламенную речь, оставалось лишь угадать ее по движениям губ и размахиванию рук. Она уже подходила к концу — к вящей радости председательствующего, — и теперь Хайнц смог различить внятные слова:

— Тоска по Палестине, она вела наш народ сквозь столетия! Тоска по Палестине, она свела нас всех вместе: евреев Востока и Запада, богатых и бедных, образованных и простых, набожных и нечестивых! И все мы жаждем вернуться домой, на нашу землю, на нашу родину — в Палестину!

Разразился неистовый шквал аплодисментов, который накатывал все с новой силой и казался нескончаемым. Оратору приходилось снова и снова подниматься, он раскланивался с отстраненным выражением лица, машинально вытирая пот, и каждый раз это служило сигналом к новым овациям.

Хайнц изумленным взглядом обводил беснующуюся массу. Неужели все эти люди желают переселиться в Палестину? Рассматривают Палестину как свой дом? Тут присутствовали солидного и обывательского вида игроки, грузные чинные матроны, юные девы с модными стрижками, покрытые прыщами и шрамами студенты, экзотичные русские евреи в картузах — очкарики-ученые или инженеры, элегантные молодые и пожилые господа… С превеликим удивлением в одном из них Хайнц опознал адвоката Берлинского апелляционного суда. И все они хлопали как сумасшедшие, хлопали этому исступленному витии, который Хайнцу показался апостолом какой-то фанатичной секты.

Палестина? Бог мой — она еще существует? Место где-то на задворках Турции! При звуках имени «Палестина» в нем сначала просыпались какие-то детские воспоминания о Вифлееме, Голгофе, Масличной горе… Потом на ум приходило безумие крестовых походов… А нынешняя Палестина, насколько ему известно, — безлюдная глухомань, пустыня, подверженная разбойным набегам бедуинов и потому небезопасная. Целью она может служить только скандинавским и английским сектантам, русским паломникам и еврейским богомольцам, да время от времени эксцентричным туристам из Европы, путешествующим туда под охраной и с эскортом, чтобы выгулять свои «кодаки», или отчаянным археологам, собирающим материалы для докторских диссертаций.

Аплодисменты постепенно стихли, и за спиной Хайнца послышался свист. Хайнц обернулся и увидел за столом у стены группу студентов, очевидно, представлявшую оппозицию. Внешне они ничем не отличались от окружающих и вполне могли бы представлять как ту, так и другую сторону, разве что опустошенные пивные кружки, демонстративно выставленные напоказ, свидетельствовали о том, что здесь поддерживается германский дух. Долговязый молодой человек в пенсне с темной оправой на длинном носу с горбинкой явно заправлял в этой компании. Сложив ладони у рта рупором, он что-то кричал в сторону трибуны, чего, правда, в общем шуме было не разобрать. Хайнцу послышалось что-то вроде «Вали в Палестину!», на что вся группа ожесточенно захлопала и застучала по столу кружками.

Между тем слева от председателя поднялся второй оратор, приземистый коренастый парень, чье гладко выбритое лицо отличалось чрезвычайно энергичными острыми чертами.

Хайнца захватило и увлекло новое выступление, являвшее совершенно противоположный стиль. Речь была сама трезвость: сухие выкладки фактов и стройных рядов цифр. Она больше походила на доклад аудитора на общем собрании акционерного общества. Докладчик предлагал обзор развития сионистского движения по настоящий момент. Из преамбулы Хайнц, к своему удивлению, узнал, что создал организацию Теодор Герцль, и его озарило, откуда ему известно имя. Он прочитал кучу фельетонов этого писателя и оценил изящество его языка: ясность изложения мыслей и щемящий, напоминающий Гейне юмор. Он был поражен, что человек, казавшийся по своим сочинениям представителем высокой немецкой культуры, оказался создателем движения, фанатичные приверженцы которого были Хайнцу абсолютно чужды. Он заново прослушал программу, сформированную на конгрессе сионистов в Базеле, о которой сегодня уже получил представление на Драгунерштрассе, и новостью для него стало то, что ее претворение уже всерьез рассматривается совместно с правительством Турции и политическими силами самых разных европейских парламентов. Он услышал о первых поселениях в Палестине, об опытных станциях и основании банков, о научных исследованиях и их выводах, о предварительных сметах и инвестиционных индустриальных проектах. Речь шла и о санитарных мероприятиях, мелиорационных программах, о создании сельхозкооперативов из переселенцев. Докладчик анализировал вопросы экспорта-импорта, полезных ископаемых, природных источников энергии, применения искусственных удобрений, построения системы школьного образования. Все проблемы он рассматривал одну за другой, без всякого перехода — и все с той же деловой прозаичностью. Зачитывал по бумажке цифровые данные; группировал, раскладывал, реферировал основные положения — без громких фраз, без патетических или сентиментальных фигур речи. И этому выступающему аудитория внимала с таким напряжением, будто каждый старался запечатлеть в памяти все цифры. Лишь за столом оппозиционеров явно скучали и довольно громко переговаривались. Аплодисменты покрыли и эту речь.


Рекомендуем почитать
Станкевич. Возвращение

Предлагаемые повести — яркий дебют начинающего писателя (род. 1945 г.) — восторженно встречены польскими читателями и высоко оценены критикой. Станкевич — сын польского повстанца, царский офицер — бесславно и бесцельно погибает в гражданскую войну, не веря в дело, которому служил. Рогойский («Возвращение») приезжает в Польшу в 1919 году, опустошенный и равнодушный ко всему, что происходит в его стране. Исполненные высокого нравственного смысла, повести читаются с большим интересом.


Реальность 7.11

К 2134 году человечество получает возможность корректировать события прошлого. Это позволяет избежать войн, насилия и катастроф. Но не всё так просто. В самом закрытом и загадочном городе на Земле, где расположена Святая Машина — девайс, изменяющий реальность, — происходит череда странных событий, нарушающих привычную работу городских служб. Окончательную судьбу города решит дружба человека и ога — существа с нечеловеческой психикой, умудрившегося сбежать из своей резервации.


На крутом переломе

Автор книги В. А. Крючков имеет богатый жизненный опыт, что позволило ему правдиво отобразить действительность. В романе по нарастающей даны переломы в трудовом коллективе завода, в жизни нашего общества, убедительно показаны трагедия семьи главного героя, первая любовь его сына Бориса к Любе Кудриной, дочери человека, с которым директор завода Никаноров в конфронтации, по-настоящему жесткая борьба конкурентов на выборах в высший орган страны, сложные отношения первого секретаря обкома партии и председателя облисполкома, перекосы и перегибы, ломающие судьбы людей, как до перестройки, так и в ходе ее. Первая повесть Валентина Крючкова «Когда в пути не один» была опубликована в 1981 году.


Когда в пути не один

В романе, написанном нижегородским писателем, отображается почти десятилетний период из жизни города и области и продолжается рассказ о жизненном пути Вовки Филиппова — главного героя двух повестей с тем же названием — «Когда в пути не один». Однако теперь это уже не Вовка, а Владимир Алексеевич Филиппов. Он работает помощником председателя облисполкома и является активным участником многих важнейших событий, происходящих в области. В романе четко прописан конфликт между первым секретарем обкома партии Богородовым и председателем облисполкома Славяновым, его последствия, достоверно и правдиво показана личная жизнь главного героя. Нижегородский писатель Валентин Крючков известен читателям по роману «На крутом переломе», повести «Если родится сын» и двум повестям с одноименным названием «Когда в пути не один», в которых, как и в новом произведении автора, главным героем является Владимир Филиппов. Избранная писателем в новом романе тема — личная жизнь и работа представителей советских и партийных органов власти — ему хорошо знакома.


Контракт

Антиутопия о России будущего, к которой мы, я надеюсь, никогда не придем.


В любви и на войне

Британка Руби мечтает найти могилу мужа, пропавшего без вести, покаяться в совершенном грехе и обрести мир в своей душе. Элис, оставив свою благополучную жизнь в Вашингтоне, мчится в Европу, потому что уверена: ее брат Сэм жив и скрывается под вымышленным именем. Немка Марта рискнула всем, чтобы поехать в Бельгию. Она отлично понимает, как встретят ее бывшие враги. Но где-то в бельгийской земле лежит ее старший сын, и она обязана найти его могилу… Три женщины познакомятся, три разные судьбы соединятся, чтобы узнать правду о мужчинах, которых они так любили.


Дети Бронштейна

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Третья мировая Баси Соломоновны

В книгу, составленную Асаром Эппелем, вошли рассказы, посвященные жизни российских евреев. Среди авторов сборника Василий Аксенов, Сергей Довлатов, Людмила Петрушевская, Алексей Варламов, Сергей Юрский… Всех их — при большом разнообразии творческих методов — объединяет пристальное внимание к внутреннему миру человека, тонкое чувство стиля, талант рассказчика.


Русский роман

Впервые на русском языке выходит самый знаменитый роман ведущего израильского прозаика Меира Шалева. Эта книга о том поколении евреев, которое пришло из России в Палестину и превратило ее пески и болота в цветущую страну, Эрец-Исраэль. В мастерски выстроенном повествовании трагедия переплетена с иронией, русская любовь с горьким еврейским юмором, поэтический миф с грубой правдой тяжелого труда. История обитателей маленькой долины, отвоеванной у природы, вмещает огромный мир страсти и тоски, надежд и страданий, верности и боли.«Русский роман» — третье произведение Шалева, вышедшее в издательстве «Текст», после «Библии сегодня» (2000) и «В доме своем в пустыне…» (2005).


Свежо предание

Роман «Свежо предание» — из разряда тех книг, которым пророчили публикацию лишь «через двести-триста лет». На этом параллели с «Жизнью и судьбой» Василия Гроссмана не заканчиваются: с разницей в год — тот же «Новый мир», тот же Твардовский, тот же сейф… Эпопея Гроссмана была напечатана за границей через 19 лет, в России — через 27. Роман И. Грековой увидел свет через 33 года (на родине — через 35 лет), к счастью, при жизни автора. В нем Елена Вентцель, русская женщина с немецкой фамилией, коснулась невозможного, для своего времени непроизносимого: сталинского антисемитизма.