Хаос - [70]
— А что говорят на этот счет ваши русские раввины? Как они отвечают на вопрос: что значит еврейство?
— У нас никто такого и спрашивать не станет, — ответил Йосл. — Это и так все знают. Еврей есть еврей, русский есть русский.
— Думаю, вы меня не поймете, — сказала Шана. — Наверно, мы кажемся вам такими же чудными, как мне поначалу немецкие евреи. У вас, сдается мне, евреям предъявляют требования отождествлять себя со своей верой. А когда человек теряет веру, то теряет и еврейскую принадлежность.
— А потом он крестится! — выкрикнул Клацке. — Быть христианином для таких — значит, больше вообще ни во что не верить! Они только делают вид, что верят во что-то новое. А те, что не крестятся, тоже притворяются, что во что-то верят, только никто не может сказать, во что! Плуты они все!
— Ну, не знаю, плутовство ли это, — задумчиво сказала Шана. — Вся беда в этой мудреной идее, будто еврей и его вера — это одно и то же. Надо убедить людей: если даже вы поколебались в своей вере, вы, несмотря ни на что, остаетесь евреем и должны верить своему чувству. А они не находят другой возможности, кроме как утаивать от себя и от других, что лишились того, что здесь воспринимается как основа и признак еврейства.
— Правильно! — поддержал жену Йосл. — Им говорят: без религии нет еврея. А они-то ощущают себя евреями, вот и внушают себе: «Значит, я религиозен, хоть и не замечаю этого сам».
— А другие, которые крестятся, — подхватил Клацке, — говорят себе: «Раз уж нам приходится прикидываться, что имеем веру, будем лучше на той стороне, где можно извлечь хоть какую выгоду»!
— Меня здесь другое все больше удивляет, — размышлял Йосл, — когда вижу, что немецкие евреи творят с религией. У нас, в Борычеве, никому не придет в голову молиться, если он не верит тому, что говорит, а здесь…
— Здесь, — яростно закивал Клацке, — полно таких, которые трижды в день молятся за возвращение народа Израиля в Палестину и тут же борются с сионистами, в открытую говорят, что то, о чем они молятся, свершись оно, стало бы бедствием. А то и вовсе кричат, что нет никакого еврейского народа!
— А в России такого нет? — спросил Хайнц.
— Есть, конечно, евреи, не поддерживающие сионистов, и даже немало, — внес ясность Йосл. — Но не встретите ни одного, который стал бы утверждать, что мы не народ. Во всяком случае, там не может такого быть, чтобы человек за что-то молился и в то же время действовал против. Там человек везде остается тем, кто он есть, а здесь в синагогу приходит совсем другой…
— Сегодня вечером я еду в Петербург, — сообщил Хайнц. — Возможно, там мне удастся лучше понять…
— В Петербург? — перебила его Шана. — В Петербурге почти нет евреев; только самым богатым, купцам первой гильдии, дозволяется там жить.
— Знаете что! — воодушевился Йосл. — Поезжайте-ка вы кружным путем, через Борычев. Навестите моих родителей. Будете там желанным гостем на праздник. У нас гость да к тому же родственник — это величайшая радость!
— Даже такой еретик, как я? — засмеялся Хайнц.
— У нас не делают различий, — серьезно ответила Шана. — Никто не потребует, чтобы вы выставляли себя набожным.
— Извините, — вклинился Клацке, — а как вы получили паспорт? Наверное, выдали себя за представителя торговой фирмы, да? Какой?
Хайнц дал несколько туманных разъяснений о маргарине и перевел разговор на железнодорожное сообщение с Борычевом, разумеется, на данный момент вовсе не собираясь делать крюк. Хотя выпавший шанс бросить взгляд в этот незнакомый диковинный мир привлекал. Дальнейший разговор за чаем подогревал его интерес и, может быть, даже воодушевлял.
Расстались они друзьями. Даже Клацке, которому Хайнц пообещал дать рекомендации в среде потенциальной клиентуры, остался доволен.
— Знаете что, дорогие мои, — обратился он к Йослу и Шане, — ваш кузен подал мне отличную мысль. Я зарегистрирую свою фирму при суде. Там должно быть много евреев, которые хотят оформить паспорт в Россию и будут рады свалить хлопоты на посредника по доверенности. Уж они-то хорошо заплатят! А я напечатаю табличку: «Специализированные поездки в Россию и на Восток».
Хайнц отправил свой багаж на вокзал и теперь ломал голову, как убить время до отхода поезда. Слоняясь без дела, он снова наткнулся на плакат, приглашающий на публичное обсуждение темы «Решение еврейского вопроса», и решил заглянуть на это мероприятие.
На первый взгляд такого рода собрание мало отличается от прочих игрищ «на злобу дня», проходящих при обильных возлияниях. Правда, здесь сразу бросается в глаза разница как раз по этому пункту, а именно в количестве потребления алкогольных напитков. Здесь пьют на порядок меньше, чем обычно на политических сходках. Частично это объясняется тем, что на еврейских встречах присутствует несравнимо большее количество персон женского пола, но и мужская когорта участников соблюдает трезвость; лишь немногие заказывают кружку пива, и то без особой охоты, скорее из соображений приличия. Предварительно дотошно выспрашивается у кельнера, какие из имеющихся в наличии сортов пива он сегодня порекомендовал бы, и только после основательного и продолжительного взвешивания всех за и против и по зрелом размышлении делается заказ. По завершении сделки с солидным достоинством рассматривается шапка пены, потом неторопливо сдувается и в полной концентрации всех критических талантов делается первый глоток. От результатов этой пробы зависит многое, в том числе успех оратора и партии: если результат мало-мальски соответствует ожиданиям, после первого заказа следует множество других, и кельнеры вечер напролет курсируют по залу с тяжело нагруженными подносами. Но по большей части на еврейских собраниях кельнеры довольствуются созерцательной ролью. Кружка долго стоит нетронутой, пена оседает сама по себе, напиток теряет ядреность, а когда гость наконец вспоминает о нем, то отпивает глоток-другой без всякого удовольствия, только чтобы не бросать деньги на ветер. Потом машинально отставляет от себя кружку, пару раз со вздохом пытается отхлебнуть еще — за свою-то монету! — но в горло не лезет, и по окончании вечера столы по всему залу являют жалкое зрелище недопитых кружек. Тут кельнеры после первого заказа скучают, неуважительно поглядывая на собравшуюся публику, и чувствуют себя оскорбленными, подавая лимонад или сельтерскую, которые снисходительные к своим еврейским клиентам трактирщики поставляют в такие дни, учитывая пристрастия контингента.
Книга эта – вне жанра. Книга эта – подобна памяти, в которой накоплены вразнобой наблюдения и ощущения, привязанности и отторжения, пережитое и содеянное. Старание мое – рассказывать подлинные истории, которые кому-то покажутся вымышленными. Вымысел не отделить от реальности. Вымысел – украшение ее, а то и наоборот. Не провести грань между ними. Загустеть бы, загустеть! Мыслью, чувством, намерением. И не ищите последовательности в этом повествовании. Такое и с нами не часто бывает, разве что день с ночью сменяются неукоснительно, приобретения с потерями.
К 2134 году человечество получает возможность корректировать события прошлого. Это позволяет избежать войн, насилия и катастроф. Но не всё так просто. В самом закрытом и загадочном городе на Земле, где расположена Святая Машина — девайс, изменяющий реальность, — происходит череда странных событий, нарушающих привычную работу городских служб. Окончательную судьбу города решит дружба человека и ога — существа с нечеловеческой психикой, умудрившегося сбежать из своей резервации.
Автор книги В. А. Крючков имеет богатый жизненный опыт, что позволило ему правдиво отобразить действительность. В романе по нарастающей даны переломы в трудовом коллективе завода, в жизни нашего общества, убедительно показаны трагедия семьи главного героя, первая любовь его сына Бориса к Любе Кудриной, дочери человека, с которым директор завода Никаноров в конфронтации, по-настоящему жесткая борьба конкурентов на выборах в высший орган страны, сложные отношения первого секретаря обкома партии и председателя облисполкома, перекосы и перегибы, ломающие судьбы людей, как до перестройки, так и в ходе ее. Первая повесть Валентина Крючкова «Когда в пути не один» была опубликована в 1981 году.
В романе, написанном нижегородским писателем, отображается почти десятилетний период из жизни города и области и продолжается рассказ о жизненном пути Вовки Филиппова — главного героя двух повестей с тем же названием — «Когда в пути не один». Однако теперь это уже не Вовка, а Владимир Алексеевич Филиппов. Он работает помощником председателя облисполкома и является активным участником многих важнейших событий, происходящих в области. В романе четко прописан конфликт между первым секретарем обкома партии Богородовым и председателем облисполкома Славяновым, его последствия, достоверно и правдиво показана личная жизнь главного героя. Нижегородский писатель Валентин Крючков известен читателям по роману «На крутом переломе», повести «Если родится сын» и двум повестям с одноименным названием «Когда в пути не один», в которых, как и в новом произведении автора, главным героем является Владимир Филиппов. Избранная писателем в новом романе тема — личная жизнь и работа представителей советских и партийных органов власти — ему хорошо знакома.
Британка Руби мечтает найти могилу мужа, пропавшего без вести, покаяться в совершенном грехе и обрести мир в своей душе. Элис, оставив свою благополучную жизнь в Вашингтоне, мчится в Европу, потому что уверена: ее брат Сэм жив и скрывается под вымышленным именем. Немка Марта рискнула всем, чтобы поехать в Бельгию. Она отлично понимает, как встретят ее бывшие враги. Но где-то в бельгийской земле лежит ее старший сын, и она обязана найти его могилу… Три женщины познакомятся, три разные судьбы соединятся, чтобы узнать правду о мужчинах, которых они так любили.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книгу, составленную Асаром Эппелем, вошли рассказы, посвященные жизни российских евреев. Среди авторов сборника Василий Аксенов, Сергей Довлатов, Людмила Петрушевская, Алексей Варламов, Сергей Юрский… Всех их — при большом разнообразии творческих методов — объединяет пристальное внимание к внутреннему миру человека, тонкое чувство стиля, талант рассказчика.
Впервые на русском языке выходит самый знаменитый роман ведущего израильского прозаика Меира Шалева. Эта книга о том поколении евреев, которое пришло из России в Палестину и превратило ее пески и болота в цветущую страну, Эрец-Исраэль. В мастерски выстроенном повествовании трагедия переплетена с иронией, русская любовь с горьким еврейским юмором, поэтический миф с грубой правдой тяжелого труда. История обитателей маленькой долины, отвоеванной у природы, вмещает огромный мир страсти и тоски, надежд и страданий, верности и боли.«Русский роман» — третье произведение Шалева, вышедшее в издательстве «Текст», после «Библии сегодня» (2000) и «В доме своем в пустыне…» (2005).
Роман «Свежо предание» — из разряда тех книг, которым пророчили публикацию лишь «через двести-триста лет». На этом параллели с «Жизнью и судьбой» Василия Гроссмана не заканчиваются: с разницей в год — тот же «Новый мир», тот же Твардовский, тот же сейф… Эпопея Гроссмана была напечатана за границей через 19 лет, в России — через 27. Роман И. Грековой увидел свет через 33 года (на родине — через 35 лет), к счастью, при жизни автора. В нем Елена Вентцель, русская женщина с немецкой фамилией, коснулась невозможного, для своего времени непроизносимого: сталинского антисемитизма.